Биография
Рав Шломо Карлебах, один из наиболее известных и влиятельных людей в еврейской жизни 20 века, умер в возрасте 69 лет, 16 хешвана 5755 (1994) года, оставив после себя сотни тысяч скорбящих приверженцев и учеников по всему миру.
Рав Шломо, которого зачастую называли "танцующим раввином", "поющим раввином", или даже "раввином-хиппи", стал, возможно, одной из самых оригинальных и творческих личностей двадцатого века. По своему влиянию, охватывавшему весь мир, и по интересу, который он пробуждал по всему миру, наверное, только Любавичский Ребе был впереди него. Имя рава Карлебаха стало нарицательным, и в глазах многих людей он считался отцом современной еврейской музыки (в заслугу десятков альбомов, которые он выпустил), и одним из отцов движения тшувы. Он строил мосты между людьми и направлениями, и был послом любви и радости, неся благую весть открытости, обнимающую всех, которая была обращена к сердцам как евреев, так и неевреев, всех типов и видов. Его последователи представляют весь спектр еврейства, но среди них находятся также искатели духовности всех религий, на любой межрелигиозной конференции ощущается его присутствие.
Как бард, рав Карлебах владел тайнами написания, озвучивания и записи песен. Он выступал вместе с такими бардами, как Боб Дилан, Джони Митшел, и Пит Сигер на концертах "Мира и любви" в шестидесятые годы. С созданием "Дома любви и молитвы" в Сан-Франциско в 1967 году, который предназначался для того, чтобы привлечь еврейских молодых людей, далеких от традиции, и вернуть их в лоно иудаизма, в нем учились также люди "нью эйдж", которым было важно познакомиться с иудаизмом. С тех пор он стал желанным гостем во всех их встречах. Рав Карлебах взял на вооружение изначальные идеи хасидизма, призыв служить Вс-вышнему и затронуть сердце каждого еврея с помощью радости, и таким образом он привнес в еврейство нашего времени новый дух и захватывающее творчество. Этим своим подходом он спас целое поколение евреев от чувства полной отверженности перед своим наследием, и породил движение, которое продолжает распространяться по всему миру также и сегодня.
Он был великим мудрецом Торы, и прекрасным рассказчиком. Его увлекательные истории "проглатывались" жадно на встречах нью эйдж, на встречах рассказчиков, и на его концертах по всему миру. Они всегда были проникнуты благой вестью любви и радости. Нет еврея, который не был бы знаком с р. Шломо Карлебахом в заслугу его способностей песни и рассказа, которыми одарил его Вс-вышний. Эта книга раскрывает еще один аспект его личности, многие люди подозревали о его существовании, но немногие познакомились с ним действительно — рабби Шломо Карлебах как праведник, как скрытый праведник, "святой нищий", умерший без гроша в кармане, после того, как раздал все свое имущество на цдаку), святой, который жил среди нас.
Дед — рав доктор Соломон Карлебах
Шломо Карлебах родился в Берлине 18 тевета 1925 года, в одной из самых знаменитых раввинских семей Германии, и был сыном великолепной семьи, корни которой доходят до царя Давида, через восемнадцать различных ветвей этой семьи. Его дед, рав д-р Соломон Карлебах (в честь которого он был назван) был духовным лидером столь уважаемым и почитаемым в Германии, что удостоился особого упоминания в книге нобелевского лауреата Томаса Манна, "Доктор Фауст". Томас Ман, сам живший в городе Любек в Германии, в котором рабби Соломон служил главным раввином, пишет: "деталь, заслуживающая внимания, что вместе с нашим священником, также раввин города, д-р Карлебах, посещал нашу гостиную… мое впечатление, основанное, возможно, в основном, на том, что я слышал от моего отца, было и осталось, что этот маленький человек с длинной бородой, голову которого украшала кипа, многократно превосходил своей ученостью и остротой своего религиозного ума своих братьев по корпусу, относящихся к иной вере…"
Кроме своей учености в Торе и широкого светского образованию (свою ученую степень доктора по германской драме он приобрел в университете Тюбингена), рав доктор Карлебах был глубоко задействован в делах местной общины, зачастую представляя ее перед властями. Один раз, в попытке решить определенный важный для общины вопрос, рав доктор Карлебах попросил — и также получил — редкую встречу с бароном Ван Блайхрудером, личным банкиром кайзера Вильгельма второго. Барон был известен как ассимилированный еврей, пронизанный самоненавистью, и друзья рава Карлебаха отговаривали его от попытки встретиться с ним. Тем не менее, рав Карлебах не отчаялся, будучи редким оптимистом и обладателем широкого и позитивного взгляда, и продолжил добиваться встречи с бароном. В конце концом он смог встретиться с ним, незадолго до начала первой мировой войны. Во время встречи рав Карлебах захватил сердце барона, который написал впоследствии в своем дневнике, "Никогда в жизни я не встречался с раввином. Я рад, что в моем возрасте мне предоставилась возможность вглядеться в черты лица этого, столь удивительного человека".
В результате встречи барон приблизился к еврейскому наследию, которое он оставил, и даже добавил пункт к своему завещанию, в котором он сказал: "когда я закрою свои глаза, я попрошу, чтобы рав доктор Карлебах оплакивал меня. Если рав откажется, никто кроме него пусть не говорит на моих похоронах". И рав доктор Карлебах, действительно, принял участие в похоронах барона, окруженный царскими вельможами, графами, баронами, офицерами и священниками, дипломатами, интеллектуальной и культурной элитой Германии, и наиболее выдающимися людьми в кругах промышленности и академии, приближенных к кайзеру.
Отец — рав доктор Нафтали Карлебах
Рав доктор Нафтали Карлебах, самый молодой из двенадцати сыновей рава Соломона Карлебаха, и отец рабби Шломо, унаследовал как преданность своего отца Торе, как и его самоотверженность ради еврейского народа. В 1917 году, после того, как он принял на себя должность раввина в синагоге Псийорштеса в Берлине, к нему обратился за помощью еврейский солдат из города Ашваг на юге Германии. Солдат, профессиональный пекарь мацы, который был принудительно мобилизован в германскую армию, отчаянно искал способ получить отпуск на три месяца перед весной, для того, чтобы он мог вернуться домой и печь мацу перед праздником Песах,. Поскольку он был единственным кормильцем в семье, его освобождение было необходимо. Если он не сможет этого сделать, его семья будет голодать. Чтобы продвинуть решение просьбы этого солдата, рав доктор Нафтали Карлебах поехал, сильно при этом рискуя, в Копеник, где находилось управление главного штаба, и убедил ответственного генерала освободить молодого пекаря мацы на целых три месяца!
Мама Шлома Карлебаха, Паула Кон, также происходила из знаменитого и славного раввинского рода. Ее отец, рав Ашер Михаэль Кон, был главным раввином Базеля, Швейцария, и одним из основателей Агудат Исраэль. Паула, как и ее муж, полностью посвящала себя тому, чтобы жизнь общины, людей, близких к ней, и ее семьи была основана на ценностях Торы, служения и благотворительности.
Рождение близнецов
Рождение Шломо Карлебаха и его брата-близнеца было сопряжено с большими трудностями. Близнецы были редким явлением в начале двадцатого века, и такие роды были чрезвычайно опасны как для близнецов, так и для матери. На определенном этапе родов, которые были долгими и сложными, врач, принимавший роды, сказал устало: "госпожа моя, я не знаю, смогу ли я извлечь обоих младенцев живыми". Потрясенная его словами, рабанит упросила его оставить ее наедине на 10 минут, чтобы помолиться. Впоследствии она расскажет своей семье и друзьям, что кроме молитвы, она также взяла на себя обет перед Вс-вышним. "Властелин мира" — обещала она — "если это двое младенцев родятся живыми и здоровыми, я клянусь Тебе, что я посвящу себя целиком тому, чтобы вырастить их для жизни по Торе и для добрых дел. Я изолью на их души изобилие духовности, и они осветят весь мир". Оба младенца выжили при родах, и известие об их рождении взволновало весь Берлин.
Уже с раннего детства Шломо Карлебах обнаружил бурный дух и исключительную энергию. Его сестра, Шуламит Лейбович, рассказывает, что он начал ходить в возрасте семи месяцев, и описывает его как ребенка активного и полного жизни, который постоянно стремился исследовать мир вокруг него. Однажды, когда ему было четыре года, он вдруг исчез из синагоги, в которой молился его отец, и жители квартала были мобилизованы на его поиски. В конце концов, его нашли спрятавшимся в Ковчеге Завета, горячо целующим и обнимающим свитки Торы, сложенные там.
Как Шломо, так и его брат, Эли Хаим, получили домашнее воспитание, из уст частных учителей и мудрецов Торы. Шломо показал удивительную способность к изучению Торы уже с самого младшего возраста. Уже в возрасте четырех лет он начал изучать Хумаш с Раши, и год спустя он начал учить Гемару. В 1931 году семья переехала из Берлина в Баден Вина в Австрии, известное своими лечебными грязями, которые привлекали многих великих мудрецов Торы. Все великие люди Европы, останавливавшиеся в доме семьи Карлебах, были потрясены его "коп" ("голова" на идиш) и говорили о нем, что он "илуй[2]".
Затянувшийся визит в Поневежскую ешиву
Как сын семьи "йеким[3]", которая делала акцент на изучение светских предметов на высоком урове, судьба Шломо могла бы сложиться совершенно иначе, если бы не один необычный случай, который произошел, когда ему было тринадцать лет. В 1938 году семья Шломо в полном составе поехала в город Тельз в Литве, чтобы участвовать в праздновании бар мицвы сына главы известной Поневежской ешивы, рабби Йосефа Каанемана. Несмотря на то, что они планировали вернуться домой сразу после бар-мицвы, их настигла странная череда болезней и аварий, которые снова и снова задерживали их отъезд, и так они провели у семьи Каанеман несколько месяцев. "Так это произошло" — рассказывает Шуламит Лейбович, сестра Шломо: "в первый раз, буквально, когда мы уже попрощались с нашими хозяевами, и уже собирались выходить из коридора их дома, вдруг открылась дверь в погреб, которая была в полу, и мой отец скатился по ступенькам и сломал себе лодыжку. Не было никакой возможности переместить его из дома, а мама не была готова оставить его, так что все мы остались в доме Каанеманов на несколько недель. Потом, когда местный врач под твердил, что нога здорова, и мой отец уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы идти, я вдруг упала в обморок. Я заболела тяжелой формой желтухи. Мои родители, понятно, не могли оставить меня одну, и снова вся семья вынуждена была остаться в доме Каанеманов еще на несколько недель. И тогда, когда я начала уже приходить в себя, и мои родители снова начали планировать поездку, заболел мой брат, Эли-Хаим. Дважды, сначала воспалением среднего уха, и второй раз желтухой. Это выглядело, как будто бы какая-то сокрытая сила задерживает нашу поездку. Все наши попытки уехать тормозились. Мой отец обратился к маме и сказал ей: "Что-то здесь не так! Ясно, что это что-то от Вс-вышнего. Может, у тебя есть объяснение, что это означает"? Вдруг моя мама вспомнила, что короткое время после рождения близнецов, она взяла на себя обет, что оба мальчика будут посланы учиться в Поневеж. В тот момент, когда мой отец понял, в чем источник беды, он собрал несколько мудрецов, чтобы расторгли этот обет моей матери. После этого никто из нас уже не болел, и, наконец, мы могли попрощаться с нашими гостеприимными и уставшими хозяевами!
"В это время, Шломо — единственный, кто не пострадал во всех этих перипетиях — начал учиться в Поневежской ешиве, и это событие стало важным поворотным пунктом в его жизни. Здесь он впервые познакомился с литовским аналитическим методом изучения Гемары, который сильно отличался от методики изучения, принятой в Германии. Изучение Торы в Поневеже происходило на самом высоком уровне, и превосходило все, что существовало тогда в довоенной Европе. Шломо вышел из этих нескольких месяцев учебы в Поневеже, полный более чем когда-либо желанием посвятить себя изучению Торы. Это переживание было очень значительным для него, приблизило его к самому центру великих мудрецов Торы, и направило его энергию в новое русло".
Переезд в США
В 1939 году родители Шломо переехали в США, и поселились на западе Манхеттена, где его отец создал синагогу Кеилат Яаков, известную под названием "Карлебах шул". Шломо и Эли Хаим начали учиться в ешиве "Тора и знание" в Бруклине, под руководством рабби Шломо Геймана — известного мудреца Торы, который взял Шломо под свою опеку и самоотверженно развивал его выдающиеся способности. Когда Шломо исполнилось 17 лет, он был приглашен равом Аароном Котлером, одним из величайших мудрецов Торы в США, учиться в ешиве Лейквуда, которая была известна с тех пор и до сего дня как престижнейшая ешива США.
В середине сороковых годов, когда ему было около 20 лет, Шломо был потрясен хасидским огнем и сокровенной Торой бобовских хасидов, сумевших зажечь искру, оставшуюся от хасидизма Европы, на улицах Магнхеттена, неподалеку от Карлебах Шул. Он начал регулярно посещать бобовскую синагогу, и участвовал в "тиш" (субботнем и праздничном застолье) Ребе. Он не прекратил этого своего обычая даже после того, как центр этого хасидского направления переместился в Бруклин, что заставляло его каждый раз идти довольно далеко пешком, чтобы попасть туда. Позднее, подобным же образом, Шломо был привлечен особым "вкусом" хасидизма Хабад, и перешел учиться в ешиву Любавичских хасидов.
Аудиенция у Предыдущего Ребе
В 1949 году жизнь р. Шломо делает резкий поворот. Он был приглашен (вместе со своим другом р. Залманом Шехтер-Шломи) к "Предыдущему Ребе" из Любавич. Это было 19 кислева — вспоминал р. Залман Шехтер Шломи. "И Шломо и я стояли в коридоре рядом с комнатой Ребе в 770. Вдруг дверь распахнулась, и Берл Хашин, один из помощников Ребе, сделал нам знак зайти вовнутрь. "Ребе хочет поговорить с вами обоими" — прошептал он. Ребе взглянул на нас, и сразу сказал, без предисловий, "стоит вам начать ездить по колледжам"". До того времени Шломо не занимался колледжами, несмотря на то, что у него уже был опыт организации учебных групп для тех, кто имел весьма скудные познания в еврействе, которая называлась ТАСГИГ (тааму уреу ки тов Гашем). Я сам немного работал в направлении кирув в университете Браун, и преподавал еще в нескольких синагогах, но мы оба были еще "зелеными". Ребе предложил, чтобы мы начали нашу деятельность в университете Брендейс, и, таким образом, мы собрали тринадцать пар тфилин, чтобы раздать их на ханукальном вечере, который должен был состояться в кафетерии кампуса.
Ханукальный вечер в университете Брендейс
"Я никогда не забуду этого дня" — смеется реб Залман. "Мы поднялись по ступенькам, покрытым снегом, в кафетерий, где происходила дискотека в честь Хануки. Когда Шломо и я зашли вовнутрь, нагруженные посылками, музыка прервалась, и все просто уставились на нас — двух хасидов Хабада с кипами, бородами и цицитами. Мы разделили между собой кафетерий как два командира: "ты берешь на себя левую половину, я беру на себя правую", и начали действовать. Шломо начал рассказывать хасидские истории, а я начал говорить о внутреннем измерении Торы. Очень быстро мы оказались окружены восторженными слушателями, и мы не ушли оттуда раньше двух часов ночи. Когда мы повернулись, чтобы вернуться по дороге, по которой мы пришли — покрытые снегом ступеньки лестницы заледенели, и кто-то прокричал нам вслед: "смотрите, есть другая дорога, без льда, на этих ступеньках вы поскользнетесь и сломаете шею". Почему-то мы не обратили внимания на это замечание, и спустились по ступенькам легко и без всякого ущерба для себя. Двое молодых людей, которые видели, как мы спустились, попробовали идти за нами, поскользнулись и упали на склоне ступенек. "Эй, как это вы смогли спуститься по ступенькам без того, чтобы упасть?" — удивленно спросил нас один из студентов, увидев, как его друзья поскользнулись и упали. Шломо ответил с улыбкой, и подмигнул: "когда привязаны наверху, то не падают внизу". Это весь Шломо!
"Приключение в Брендейсе ознаменовало начало нашей карьеры по приближению отдалившихся", вспоминает рабби Залман. "Не было никакого сомнения, что мы весьма преуспели, ибо президент университета предупредил нас, чтобы мы не смели больше появляться там. За счет противодействия, с которым мы столкнулись, мы поняли, что мы действовали отлично и достигли больших успехов!
Шломо играл тогда только на пианино, и хотя уже делал первые шаги в записывании песен, его песни были слишком сложными и трудными для запоминания. Когда он начал заниматься приближением отдалившихся, он перешел на гитару и на более простые мелодии. Этот переход он произвел с четко поставленной целью: привлечь и пробудить массы своими песнями" — отмечает р. Залман.
Только три часа субботы
В пятидесятые годы р. Шломо продолжил свои усилия по привлечению отдалившихся от еврейства (сначала, в качестве посланника Любавичского Ребе, а потом самостоятельно), одновременно работая учителем и раввином на просторах США. Одной из его первых должностей была маленькая синагога в Гарлеме, где он наполнился чувствами симпатии и уважения к "черным" на всю свою жизнь (в последующие годы он участвовал в демонстрациях в защиту прав граждан вместе с организациями баптистов юга). Когда он работал раввином школы еврейской общины в Сент-Луисе, р. Шломо сумел пробудить приличную часть общины соблюдать субботу. "Шломо просил у родителей учеников, которые были совершенно далеки от религии, попробовать прекратить работу только на три часа каждую субботу" — вспоминает один из жителей Сент Луиса. "Они рассказали нам, что это было очень спокойным и духовным переживанием. Тогда что вы думаете по поводу четырех часов в следующую субботу? — убеждал их. В конце концов он привел их к тому, чтобы соблюдать субботу целиком.
Первый альбом
В 1959 году р. Шломо Карлебах опубликовал свой первый альбом — "Душа моя принадлежит тебе" — который очень быстро стал чрезвычайно популярен (в первую же неделю было продано 5000 экземпляров) и произвел революцию в еврейской музыке. "Первый диск был принят с воодушевлением, как в мире еврейской музыки, так и в нееврейском мире" — вспоминает музыковед Велвл Пастернак, наиболее значимый исследователь современной еврейской музыки в США. "В отличие от восточно-европейских мотивов, характерных для американской еврейской музыку до тех пор, с которой еврейская молодежь не могла ассоциировать себя, музыка р. Шломо была озвучена на американский лад. Это выглядело так, что он совершенно распрощался с прошлым. Первый его диск был выпущен продюсером Гари Балфонто, и он носил отпечаток музыки фолк, народной американской музыки. Его гениальность состояла в том, что даже простой человек на улице мог понять его музыку, и петь ее с воодушевлением. Так его песни стали краеугольным камнем американской еврейской музыки. Они известны каждой еврейской музыкальной группе в Америке, и поются в ортодоксальных синагогах, в штиблах хасидов, в консервативных группах и в реформистских летних лагерях. Он был человеком, видевшим будущее очень далеко с музыкальной точки зрения, и невозможно переоценить его влияние на современную американскую еврейскую музыку".
В результате необыкновенного успеха своего первого альбома, р. Шломо начал выступать по всему миру. В Нью Йорке он выступал как правило в престижных залах Таун-Хол, и Вилидж-Гейт. Арт Делугоф, хозяин Вилидж Гейт, вспоминает, что р. Шломо сделал шесть представлений только в 1963 году. "Шломо излучал любовь, гармонию между людьми" — рассказывает Делугоф, "он питал огромное уважение к различным музыкантам, и прилагал огромные усилия, чтобы сблизить людей друг с другом. Все музыканты относились к нему с чрезвычайным уважением".
В 1965 году р. Шломо становится официальным певцом движения за евреев СССР. Яаков Биренбаум и Галан Рихтер, возглавляющие движение студентов за евреев СССР, просят его записать песню, посвященную этой борьбе. Результатом стала его классическая песня "Народ Израиля жив" (Ам Исраэль Хай), которая превратилась в гимн евреев СССР в частности, и в лозунг борьбы за угнетенные еврейские общины в мире в общем. Ее пели и исполняли на тысячах демонстраций и еврейских парадов шестидесятых, семидесятых, и даже восьмидесятых годов, пока евреям России не было разрешено выехать из страны.
В 1966 году р. Шломо был приглашен участвовать в фестивале фолк в Беркли, Калифорния (который привлек к себе более ста тысяч посетителей), вместе с величайшими исполнителями фолк шестидесятых годов. Это событие привело его впервые к заливу Сан-Франциско, где перед его глазами предстало зрелище тысяч еврейских хиппи, блуждающих по улицам Сан-Франциско, в поисках нирваны.
[1] Из הרבי מפינת הרחוב
[2] Чрезвычайно талантливый молодой человек
[3] Немецкие евреи