РАССКАЗ
Все называли его Додиком – и мама, и папа, и бабушка и, дедушка, и знакомые мальчики и девочки. Только прадедушка называл его Давидом.
Но прадедушка вообще был особенный. Все у него было необыкновенное. И маленькая шапочка на его седых волосах, и большая черная шляпа, в которой он выходил на улицу, и книги — толстые, с пожелтевшими страницами — непохожие ни на какие другие. Они были написаны буквами, которые не мог прочесть не только Додик — лучший ученик третьего класса, но даже папа. Оказывается, это был древнееврейский язык. Узнав об этом, Додик сразу же спросил прадедушку: „Скажи, только такие древнееврейские старики, как ты, могут читать древрееврейские книги?"
И еще была у прадедушки необычайно длинная серебристо-белая борода – даже лучше, чем у Деда Мороза, который приходил на школьную новогоднюю елку. К тому же, у прадедушки она была настоящая, а у Деда Мороза — ватная.
А глаза у прадедушки были большие, темные и совсем не старые. Папа как-то сказал, что они „каждого видят насквозь". И Додик сразу же побежал к прадедушке: „У тебя и вправду рентгеновские глаза?"
Прадедушка улыбнулся, погладил Давида по голове и сказал: „Поживи на свете столько, сколько я,и твои глаза тоже станут рентгеновскими".
Додик-Давид ничего не имел против. Честно говоря, он еще не задумывался над тем, как долго люди живут на свете, но жизнь ему очень нравилась. В ней было столько интересного, увлекательного!
Он любил кататься на велосипеде, играть с ребятами в футбол, смотреть по телевизору передачи „В мире животных" и „В мире сказки". Он любил решать примеры и задачки. Наверное, поэтому стал первым в классе по математике. Его даже прикрепили к лентяю Ваське, который из-за своего огромного роста сидел на последней парте и никогда ничего не понимал. Додик старательно объяснял ему любые задачки, но Васька только моргал глазами и усиленно морщил лоб, а потом вяло цедил сквозь зубы:
— Ладно хватит! Все понятно. Давай я спишу.
Додик любил также музыку. Каждый день он играл два часа на скрипке, и его учитель, одессит Наум Львович, говорил: „За Ойстраха не ручаюсь, но будет хорошим скрипачом!" А еще ему очень нравились древние истории, которые рассказывал прадедушка в зимкие длинные вечера. Он всегда начинал их тихим, как бы "задумчивым" голосом: „Давным-давно, более двух тысяч лет назад. Иудея еврейская страна — страдала под гнетом жестокого греческого царя Антиоха. Он ненавидел евреев. Он хотел, чтобы они отказались от веры в единого живого Б-га и верили в каменных греческих идолов. А тому, кто не хотел отступать от еврейских законов и веры, он угрожал казнью. Антиох осквернил прекрасный Иерусалимский Храм, где народ поклонялся Б-гу, поставил идола в алтаре Храма и приказал сжечь свитки Торы — самой великой святыни евреев, ибо в Торе записаны все законы, данные нам Б-гом на горе Синай.
И восстали против тирана Матитьяху Бен Иоханан Хашмоней и пятеро его сыновей-героев.
Когда на городской площади еврей, изменивший вере, собрался принести жертву идолу, Матитьяху не смог сдержать гнева. Он убил отступника и сопровождавшего его грека, разрушил жертвенник и воззвал к толпе евреев: „Кто за Б-га — ко мне! Кто гэтов сражаться за святую Тору — пусть следует за мной!".
Тут голос прадедушки становился громким и торжественным, а у Додика от волнения перехватывало дыхание.
„Все, в ком горел дух геройства, собрались вокруг Матитьяху, и народное войско поднялось на битву против Антиоха. Сам Матитьяху не дожил до победы восставших. Не его сыновья-герои, во главе с Иегудой Могучим, продолжали священную войну. После двух лет героических сражений евреи разгромили врага и с победой вошли в Иерусалим.
Они сразу же принялись восстанавливать храм и заново строить алтарь. А кэгда все работы были закончены, состоялся великий праздник „Освящения" алтаря и Храма, праздник Ханука!".
Затем прадедушка читал молитву, благотворившую Б-га, что дал Он силу войскам Хашманеев вернуть евреям свободу — молитву, которую читают все восемь дней праздника Ханука с тех далеких героических вре:лен и до начала дней.
Каждое слово прадедушки Додик ловил и запоминал навсегда. И герои Хашмоней, отдаленные от него тысячелетиями, чудесным образом повлияли на его судьбу.
Вот как это произошло.
В его классе каждый четверг бывал октябрьский сбор, и пионервожатая, семиклассница Таня, проводила с ним беседы. Она рассказывала о славных делах комсомольцев, о подвигах революционеров и достижениях советской страны.
На этот раз Таня сказала: „А сегодня рассказывать будете вы. Каждый может назвать своего любимого героя и объяснить, за что он его любит". Один мальчик встал и рассказал о подвиге Александра Матросова. Он говорил хорошо без запинки, и ему долго хлопали. Потом выступила девочка и рассказала о подвиге Зои Космодемьянской. Потом еще один мальчик вспомнил о папанинцах, которые мужественно терпели полярную стужу на льдине...
Додик не выдержал и тоже поднял руку. Вожатая сказала: „Теперь послушаем Додика Гольдберга".
— Самые мои любимые герои, — начал Додик, это братья Хашмонеи. Они подняли восстание против греческого царя Антиоха, угнетавшего их народ. Греки были сильными и могучими, но еврейский народ, защищая веру отцов и святую Тору, пошел за Хашмонеями. И они победили! Б-г своим милосердием стал на сторону евреев, вел их в битвы, отдал сильных в руки слабых, многочисленных в руки немногих, скверных в руки чистых...
Голос Додика-Давида звенел, как натянутая струна его скрипки, а синие глаза потемнели. И славная быль еврейской истории и слова ханукальной молитвы впервые звучали под сводами средней школы № 102...
Вожатая Таня растерянно хлопала глазами, несколько раз раскрывала рот и ничего не могла выговорить. Наконец, как-то испуганно произнесла: „Садись, Гольдберг, садись. Мы об этом потом поговорим... А теперь пусть выступят другие ребята".
Но больше никто не хотел выступать. Все с каким-то любопытством смотрели на Додика, и только Васька хихикнул: „Во дает!".
— Вы еще подумайте, а я скоро вернусь, сказала Таня и вышла из класса.
Через две минуты она вернулась с учительницей.
— На сегодня — все! — сердито сказала учительница. — Можете идти домой. А ты, Гольдберг, останься, ты мне нужен.
Все, как нарочно, очень медленно одевались и медленно укладывали книги и тетради в ранцы. А учительница торопила: „Живей, живей!" Додик стоял у своей парты и думал — зачем его оставили? Разве он провинился? Форма его была в порядке. Домашние задания он выполнил хорошо. И получил сегодня две пятерки — по математике и рисованию. Может быть он плохо помогает Ваське?
Наконец все ушли. „Подойди поближе", — приказала Лидия Ивановна. Он подошел к учительскому столу.
—Скажи, кто нагородил тебе всю эту чушь и басни — про войну в Иудее и прочее?!
—Это мне рассказывал мой прадедушка. Он никогда не говорит чушь, а всегда — только правду, — ответил Додик, глядя прямо в глаза учительнице.
— Хорошо. Завтра без мамы в школу не приходи.
— Но мама утром уходит на работу!
— Когда воспитание сына под угрозой, — строго сказала учительница, — родители пропускают работу. Без мамы к урокам не допущу.
Додик ушел из школы очень расстроенный. Дома были только бабушка и прадедушка. Он им все рассказал, и прадедушка его успокоил: „Ты поступил правильно, Давид. Не волнуйся, мама не будет на тебя сердиться.
Утром мама не пошла на работу и отправилась с Додиком в школу. Учительница, такая же сердитая, как и вчера, пригласила маму в кабинет завуча Полины Степановны. Додика в кабинет не пустили, и он остался стоять в длинном пустом коридоре. Кончился первый день. Прошла переменка. В кабинет зашел директор. Начался второй урок. А Додик все стоял. Из-за двери доносились громкие голоса.
Наконец, дверь отворилась, стремительно вышла мама и каким-то необычно звонким голосом сказала всего два слова: „Идем домой".
— А уроки? — спросил Додик.
— Идем домой!
Он удивленно посмотрел на мамму. О, какая она сейчас была красивая! Щеки ее горели. Глаза были особенно большими и блестящими. А дышала она так, как дышат после долгого бега. И шла она так торопливо, словно за ней гнались.
Войдя в дом, где их ждала вся семья, мама громко воскликнула:
— Все! Я согласна! Подаем документы! — глубоко вздохнув, добавила: — Вы были правы нужно, необходимо отсюда уезжать. Я напрасно спорила с вами, не хочу, чтобы калечили душу ребенка!
Все по очереди поцеловали маму, а папа сказал:
— Успокойся. Все будет хорошо. Это — судьба!
А через три месяца дедушка и папа придя домой, прямо с порога закричали:
—Нас выпускают! Есть разрешение на выезд! Уезжаем через полтора месяца — в мае.
И семья Додика-Давида стала готовиться в дорогу, чтобы искать счастье на другом конце земли.