Был такой писатель, Мигель Сервантес, который описал приключения одинокого рыцаря Дон Кихота, который решил воевать со злом и заступаться за слабых. И вот он сел на коня и отправился в путь. Но ничего хорошего из этого не вышло. Люди смеялись над рыцарем и отвергали его помощь. А порой его даже били.
Такое случалось и с Папой... Рухома помнит, как однажды в субботу, придя домой, он сказал Маме:
– Адель, пусть гости садятся за стол без меня, я скоро вернусь. Глаза у Папы блестели. Так было всегда, когда он затевал какое-то приключение. Мама встревожилась и шепнула дочери:
– Рухома, иди с Папой и посмотри, что он будет делать. Если с ним что-то случится, я, по крайней мере, буду знать...
Еле поспевая за быстрыми шагами Папы, Рухома догнала его и пошла рядом. У синагоги, которая принадлежала организации «Молодой Израиль», он попросил девочку подождать его. Но едва Папа вошел туда, как Рухома, сгорая от любопытства, скользнула следом.
Зал был полон. Только что кончили читать недельную главу из Торы. Мгновение Папа стоял у входа, потом взбежал на возвышение, ударил рукой по столу, призывая к молчанию, и громко объявил:
– У вас на стене висит объявление, в котором сказано, что «МОЛОДОЙ ИЗРАИЛЬ ВЕЧЕРОМ ТАНЦУЕТ». Тора запрещает юношам и девушкам танцевать вместе. Поэтому вам нужно стереть слова «Молодой Израиль» или слово «танцует». Они не могут стоять рядом...
В этот момент Папа был похож на человека, который сунул голову в улей, чтоб узнать, как поживают пчелы. Послышался рев:
– Выкинуть его! Выкинуть его!
Двое крепких молодых людей подхватили Папу и вышвырнули его на улицу. Рухома, чуть не плача, подбежала к нему:
– Папа, неужели тебе не стыдно, что тебя выгоняют из синагоги? Он пожал плечами:
– Ни капельки. Я должен был заявить мой протест.
Папа расправил плечи, взял дочку за руку и отправился домой, к своим гостям. Ну чем не Дон Кихот?
Организация «Молодой Израиль» существует до сих пор. Но они уже больше не вешают таких объявлений. После Папы много других людей говорили с ними об этом, и в конце концов всем стало ясно, что приказы Торы нельзя отменить по своему хотению. Но сколько времени прошло, пока дошло до них это! А пока над Папой смеялись и рассказывали о его приключениях смешные истории. Давайте послушаем их.
ПАПА И «СУХОЙ ЗАКОН»
В Америке объявили борьбу с пьянством и ввели «сухой закон», то есть запретили делать вино и водку, и торговать ими» Думали так: «Раз пить будет нечего, то и пьянствовать людям расхочется». Но вышло совсем по-другому – пьяниц раздирала жажда, а ловкие люди, которых называли «бутлегеры», продавали им тайком спиртное. Полиция не сидела на месте. Она охотилась за бутлегерами, а те стреляли в нее из автоматов и всего, что попадалось под руку. В общем, было весело...
И вдруг полиции стало известно, что уважаемый бизнесмен, мистер Яаков Йосеф Герман тоже завел дома винный склад. Какой ужас!
Только этот склад не был тайным. Папа заявил, что «сухой закон» вещь неправильная, евреям не подходит. Ведь нам нужно кошерное вино для субботнего кидуша и гавдалы, и полагается выпить четыре стакана в седер Песах, и много бокалов – на праздник Пурим. Одна из спален в их квартире тут же была превращена в лабораторию по производству вина.
В дом потянулись покупатели. Папа брал с них деньги только за стоимость продуктов, из которых он делал вино. Полиции не пришлось ломать голову, как поймать его на месте преступления, не пришлось скрестись в дверь и женским голосом говорить, что пришла телеграмма. Папа и так ничего не скрывал. Его вызвали в суд и обвинили в незаконном производстве спиртных напитков.
В суде Папа тоже не стал петлять и изворачиваться. Он заявил, что работает на Босса и что вино нужно евреям для соблюдения мицвос. Прибыли от вина он не получает, и гоям его не продает. Папа говорил с таким жаром, что судья сдался и признал, что он прав.
МОЛОТОК И ПОЛЕНО
По-разному деловые люди начинают день по утрам. Одни считают капитал, другие делают зарядку. Папа начинал свой день с полена. Наш закон советует есть «пат Исроэль» – хлеб, приготовленный еврейскими руками. Это звание сохраняется за хлебом, если еврей хоть немного принимал участие в его выпечке. Однако хлеб пекут спозаранку, а где найти добровольца, который бы вставал так рано? Но доброволец был – проснувшись, он спешил в пекарню, хватал полено, бросал его в печь, где пеклись булки, и хлеб, который попадал после этого на еврейский стол, имел право называться «пат Исроэль»...
Еще диковинней Папа вел себя перед Песах. В это время в его доме всегда красили заново стены. А наши мудрецы постановили, что в память о «Хурбан га-Байт», разрушении Храма, каждый еврей, если он покрасил дом, должен оставить у входа пустой кусок стены размером локоть на локоть. Кто-то мог бы сказать, что это слишком много. Но не Папа. Лишь только маляры складывали кисти, как он брал тяжелый молоток, лестницу, и, забравшись на нее, начинал отбивать над дверью краску.
«Память» на иврите «зехер». Мама держала лестницу и просила:
– Янкев Йосеф, не такой большой зехер...
Но Папа слезал только тогда, когда вся краска над дверью была отбита. Люди, проходившие мимо, посмеивались над его чудачествами и невольно вспоминали Храм...
ЛЕТНЕЕ КУПАНИЕ
Это история о том, как Папа проиграл сражение. И не потому, что у него не хватало сил. Просто не пришло подкрепление и пришлось отступить. Но давайте по-порядку.
Был чудесный солнечный день, первый день летних каникул. Рухома с подружками давно собиралась искупаться в океане на Кони-Айленд. Сегодня, наконец, этот час наступил. Правда, сперва пришлось втиснуться в битком набитый поезд, и, трясясь в такт его толчкам, понять, что чувствует сардина в консервной банке. Но потом банку открыли, и кондуктор произнес магические слова: «Кони-Айленд, конечная, все на выход...»
Впереди ворочался прохладный сине-зеленый океан. Быстро зайти в кабинку, где за десять центов можно переодеться, и, пробежав полоску горячего песка, упасть в соленую воду, плыть, плыть...
Так думала Рухома, ходя по комнате и собирая купальные принадлежности. Но тут из кухни вошла Мама и внесла небольшую поправку:
– Знаешь, Папа сказал, что тебе не стоит ездить на Кони-Айленд. В двенадцать лет ты уже считаешься молодой леди, а по нашему закону женщинам нельзя быть на одном пляже с мужчинами.
Гевалт!
Это слово кричат на идиш, когда внезапно происходит что-то неприятное. Точный перевод:
– Караул! Спасите! Пожар! Полиция!
Ой, гевалт, геваят... Рухома стремглав бросилась к зеркалу. Может, случилось чудо и навстречу ей оттуда выглянет солидная женщина, которой и впрямь не пристало скакать с подружками по песку? Ничуть не бывало! В зеркале по-прежнему отражалась худая девочка с короткой стрижкой и озорными глазами. Ну где же справедливость?! Тут как раз Папа пришел домой после утренней молитвы, и Рухома встретила его длинной очередью:
– Папа, я еще не леди! Я выгляжу моложе своих двенадцати, все так говорят! Ты не пускаешь меня в кино! Ты запретил брать романы в библиотеке! А загорать полезно, и ты сам говорил, что надо уметь плавать. А как же я научусь плавать, если ты не пускаешь меня на Кони-Айленд?!
Папа уселся в кресло и усадил Рухому. Он сказал:
– Послушай, если ты прочтешь на берегу приказ полицейского управления: «Опасное место! Плавать нельзя!», наверно, тебе не захочется входить здесь в воду. По двум причинам: во-первых, ты будешь бояться несчастного случая. Во-вторых, тебе не захочется нарушать закон. Так вот, купание на Кони-Айленд опасно для твоей души. И есть закон Торы, который его запрещает...
Рухома все понимала. Она не сомневалась, что Папа говорит чистую правду. Но солнце-то светило и подружки вот-вот должны были позвать ее с улицы... Поэтому в носу защипало и слезы сами появились на глазах. Мама не могла смотреть на это и сказала, повернувшись к Папе:
– Сделай что-нибудь, Янкев Йосеф! Неужели для Рухомы не найдется место на берегу?
Несколько минут Папа думал, а потом стремительно выпрямился, как рыцарь, который собрался в поход.
– Адель, дай мне лучший костюм и субботние ботинки. Я иду к мэру Нью-Йорка!
Рухома едва могла поверить своим ушам. Папа – к мэру – ради нее? Но решение уже было принято, и папины шаги застучали по лестнице. Потянулось ожидание. Рухома пила холодное молоко из стакана и гадала, почему Папы нет так долго. Может, мэр отказался его принять, а Папа стал настаивать? Полетели столы и стулья, прибежала полиция... Рухома уже видела, как Папа стоит за решеткой и, показывая на нее пальцем, говорит:
«Это случилось только потому, что тебе приспичило ехать на Кони-Айленд...»
Но Папа уже стоял в передней. Он снял шляпу, надел ермолку и вытер пот со лба большим платком. Потом стал рассказывать:
– Попасть к мэру города было не так легко. Сначала я говорил с его секретарем. Потом с его заместителем. Они не хотели пускать меня, потому что я не записался на прием заранее. Но я растолковал, насколько важное у меня дело, и в конце концов мэр меня принял. Он был очень любезен. Он сразу понял, чего я хочу – устроить отдельные места купания для мужчин и женщин. Но как вы думаете, что он ответил мне?
«Рабби, вы единственный человек в Нью-Йорке, который обращается ко мне с такой просьбой. Согласитесь, я не могу выделить для вас одного целый пляж...»
Мэр был прав. И Папа был прав. Не правы были евреи, которые, спасаясь от жары, ехали на Кони-Айленд, на общий пляж. Это их голосов не хватило Папе на свидании с мэром. Как нам порой не хватает друг друга!
ШУБА НА ВЕШАЛКЕ
Мама долго уговаривала Папу купить зимнее пальто на меху. Джентльмен без теплого пальто – что скажут люди! Папа наконец ее послушался, но шубу свою почти не носил: ему было жарко. Есть, кстати, такое выражение на идише, «цадик ин пелц», цадик в шубе. Называют так человека, который сам строго соблюдает закон, а до того, как это удается другим евреям, ему нет дела. Так вот, такую шубу Папа тоже не носил.
Как-то в летний день Папа исчез и появился только под вечер, загоревший, с огромным плакатом в руках. На нем было написано: «ЕВРЕЙСКИЕ ЮНОШИ И ДЕВУШКИ! НАША СВЯТАЯ ТОРА ЗАПРЕЩАЕТ СОВМЕСТНОЕ КУПАНИЕ»,
– Где ты был весь день, Янкев Йосеф? – спросила Мама.
– Ходил взад-вперед по берегу Кони-Айленд, Наши дети не всегда помнят приказы Торы, вот я и взял этот плакат…
А ведь Папа мог провести день дома, в холодке, ругая нарушителей закона и радуясь тому, какой он правильный, что не загорает сейчас на общем пляже. Вместо этого он, как безработный негр, бродил среди людей, надев на шею плакат с объявлением.
И голос Торы был слышен на улицах.
А шуба висела на вешалке.
КОГДА НАДО СЕРДИТЬСЯ
Часто говорят с насмешкой, что у верующего еврея все лежит по полочкам: когда молиться и когда работать, когда есть вкусное и много (по субботам), а когда довольствоваться простой едой. Пожалуй, так все и есть на самом деле. Более того: в законе говорится даже, когда надо сердиться, а когда нет, Шулхан Арух предписывает воздерживаться от гнева всегда, кроме тех случаев, когда это нужно для целей воспитания. Тогда, оставаясь в душе спокойным, можно показать свой гнев.
У синагоги, стоявшей на Пайн-стрит, были финансовые трудности. Чтобы поправить их, администрация как-то начала продавать входные билеты в субботу. Получалось, что тот, кто соблюдал шабат и не имел в кармане денег, не мог войти.
Но надо же понять, что это было временной мерой, да! А мимо проходил Папа и он этого не понял. Увидев, как на Пайн-стрит оскорбляется суббота, он пришел в ярость. Но, чтоб исправить дело, требовалось быть спокойным, поэтому ни один мускул на его лице не дрогнул, а серые глаза светились холодным блеском. Он позвал председателя общины и попросил разрешения войти без билета. Ничего не подозревая, тот позволил. Папа вошел в зал. Снова пламя вспыхнуло в его душе. Но евреи читали молитву. И хотя они нарушили приказ Гашема, но в то же время хотели служить Ему...
Молитва закончилась. И тут Папа взорвался. Мы не знаем, удалось ли ему при этом сохранять внутреннее спокойствие. Но люди вздрогнули от его крика:
– Вы хотите собирать деньги на шул, оскверняя субботу?! Лучше пусть синагога будет закрыта!
Зал зашумел. Администрация всполошилась. Кантор отказался продолжать молитву. Со всех сторон Папу спрашивали, зачем его, собственно, сюда принесло.
Но билетов больше не продавали.
ПАПА ИГРАЕТ В ДЕДУШКУ
Евреи, попав в Америку, боялись, что не найдут кусок хлеба. Но вот они находили его, и тогда начинали бояться собственного дедушку. Смешного дедушку из далекого польского местечка, который носит длинный сюртук и пейсы, который пугается трамваев и не говорит по-английски. И вот, когда такой дедушка приезжает проведать родных в Америку, то над ним все смеются, да заодно и над внуком тоже.
Люди привыкли, что такому дикарю надо все объяснять по сто раз. Ну, да что с него возьмешь?
А с Папой, между тем, приключилась вот какая история.
Перед праздником Суккос он построил суку на крыше дома, в котором жила их семья. К нему пришел пожарный инспектор и заявил, что этот шалаш представляет угрозу, как бы не случиться пожару, и что по этому поводу Папе нужно явиться в суд. Папа знал, что все в мире происходит по воле Босса, и что скорее может загореться айсберг в Ледовитом океане, чем шалаш, построенный по Его приказу. Но как это объяснить судье?
Папа и не стал ничего объяснять. Он решил переодеться дедушкой из местечка, которому все приходится говорить по сто раз. Пейсы и длинный сюртук у него уже были. Предстояло только забыть английский, что Папа и сделал. В зал суда он пришел с переводчиком, причем вел себя так, как будто только что удрал от трамвая.
Судья понял, с кем имеет дело. Он начал терпеливо объяснять:
– Мистер Герман, вы обвиняетесь в том, что построили на крыше дома нелегальную хижину. Ее надо немедленно разобрать.
Переводчик перевел слова судьи. Папа воскликнул на идише:
– Скажи ему, что я согласен, но это займет у меня две недели! Переводчик перевел судье слова Папы. Судья строго сказал по-английски:
-Нет, это слишком долгий срок. Я даю вам восемь дней, иначе придется уплатить большой штраф.
Через восемь дней праздник закончился, и сука, согласно приказу была разобрана. Папа снова стая говорить по-английски без переводчика.
ПРИЕЗД ГАОНА
Как стать цадиком, праведником, никто не знает. Но как должен вести себя цадик, знают все. В глухом уединении, вдали от мира, он должен обучать учеников и сочинять книги, которые обычному человеку совершенно невозможно понять. Если у него просят совета, он его дает...
Но не лезет с советами, когда не надо! Не отрывает от дела занятых людей! Понятно вам, реб Янкев Йосеф? Вы знаете, до чего додумался этот чудак? Построил суку во дворе своего магазина! Вообще-то в праздник Сукот такой шалаш должен выстроить каждый еврей. Но только если есть возможность, джентльмены, только если есть возможность! Ведь по закону сука должна стоять под открытым небом, чтоб сквозь ветки видны были звезды. А такое место в Нью-Йорке найти трудно. Сам мистер Герман такое место все-таки нашел и суку на крыше своего дома построил. Мало ему: должна быть сука и в магазине, чтоб покупатели-евреи, которые заглянут туда в промежутке между праздничными днями, тоже могли бы выполнить мицву…
Так я вам скажу – это удар ниже пояса. Нельзя думать только о себе, мистер Герман. У вас один магазин – хорошо. А что делать бедному Рокеаху, фабриканту мыла? Строить шалаши на всех своих фабриках? Или несчастным Голдвину и Майеру, владельцам кинофирмы? Возить за собой суку на все съемки?
А что реб Янкев Йосеф сделал с океанским кораблем, который мирно плыл через Атлантику? Мистер Герман ехал на нем в третьем классе. И это, я вам скажу, больше походит для какого-нибудь портного-неудачника, чем для владельца преуспевающего мехового дела. Иногда нужно уметь вынуть из кармана лишний доллар, я понятно выражаюсь?
Н-да. Только самому мне что-то не все ясно. Оказывается, реб Янкев Йосеф вез с собой четырех юношей, которые должны были учиться за его счет в польской ешиве. Лишний доллар, я сказал? Но не сто, не тысячу, ведь есть же всему границы...
Для всех, но не для мистера Германа. Спозаранку он покидал свой третий класс и начинал дубасить в двери еврейских пассажиров второго и первого класса, собирая их на миньян. Ни одному еврею не удалось этого избежать. Миньян собирался три раза в день, на Шахарит, Минху, Маарив, В истории атлантического судоходства это, наверно, было впервые... Корабельный бассейн мистер Герман переделал в микву, повар кошерной кухни стал готовить под его руководством субботний чолнт, и так далее, и тому подобное. Когда корабль пристал к берегу, капитан вытер пот со лба, а пассажиры прозвали реб Янкев Йосефа – «мистер Миньян».
Однажды в Нью-Йорке случилось важное событие. Из Европы пришла весть, что сюда приезжает известный цадик, глава прославленной Каменецкой ешивы, гаон реб Борух Бер Лейбович. Большое событие, высокая честь. Тот, кто слышал, как реб Борух Бер поет субботние песни, чувствовал, как оковы отпускают его душу, и она начинает бить крыльями, словно птица, готовая взлететь. А как он произносит Броху! Вы бы видели... Лицо его напрягалось и голос дрожал от страха перед Тем, Кто послал в этот мир его душу. «Б-б-борух!..» И святость нашей пищи становилась понятной даже тем, кто вообще не знал, что такое броха...
Мэр Нью-Йорка, Джимми Уокер подарил реб Борух Беру ключи от города и при этом сказал:
– Рабби Лейбович опровергает дарвиновскую теорию эволюции. Такого святого человека мог создать только Б-г...
Много людей пришли встретить цадика: банкиры и фабриканты, профессора и главы еврейских общин. И тут возникла маленькая заминка. Оказалось, что реб Борух не сможет съесть в гостях даже тарелку супа.
Кошер... Одни соблюдали его больше, другие меньше, но никто не мог, глядя в чистые глаза цадика, сказать: «Ребе, у меня вы можете есть спокойно...» Цадикам не лгут. Важные люди, окружавшие реб Борух Бера, могли без труда добыть для его стола редкое блюдо. Но вряд ли кто-то сумел поручиться, что его кухарка, разбивая яйцо, проверяла, нет ли там сгустка крови.
Для такого ручательства мало быть умным и энергичным. Для этого надо уметь говорить «Б-б-борух» так, как это делал глава Каменецкой ешивы.
Прошло уже шесть часов, как реб Борух Бер ступил на берег Америки, а он все еще не съел ни кусочка.
А что думал по этому поводу он сам?
Оказалось, что перед поездкой ему сказали, что в Нью-Йорке живет большой еврей по прозвищу «Махнис Ореах», «Собиратель Гостей», в доме которого кошер соблюдают на сто процентов. Его зовут реб Яаков Йосеф Герман. И реб Борух Бер может попросить разрешения обедать у него. Надеясь на эту возможность, он и пересек океан...
Тут все вздохнули с облегчением.
Реб Янкев Йосеф. Ну конечно! Мистер Герман. Именно он! Но где же он, почему его нет в толпе встречающих? Неужели он куда-то уехал, и тогда им всем, со всем их капиталом и влиянием, останется только бессильно развести руками?
Словно читая их мысли, Папа в это время говорил Маме, что собирается поехать в гостиницу, где остановился высокий гость, и пригласить его обедать у них дома.
– Янкев Йосеф, неужели ты думаешь, что, окруженный такими важными людьми, он согласится поехать к нам? И потом взгляни на нашу мебель – она почти разваливается...
Папа взглянул на Маму с удивлением:
– Адель, как ты можешь так говорить? Если такой большой человек может быть гостем в нашем доме, неужели мы позволим этой золотой возможности выскользнуть из наших рук? Я еду прямо сейчас, чтобы передать приглашение... Рухома, надевай пальто!
И вот Папа с Рухомой стоят в вестибюле отеля, где остановился реб Борух Бер. Там толпилось много евреев – важные, солидные, строгие. Они не галдели, они шумели шепотом.
– Гаон никого не принимает сегодня...
– Он очень устал...
– Его номер на втором этаже, но вы туда не попадете...
Слыша все это, другой человек на месте Папы повернулся бы и пошел восвояси. Но Папа пришел звать гостя, и его уже никто не мог остановить. Пробравшись сквозь толпу, они стали подниматься по покрытой коврами лестнице. В коридоре, где остановился гаон, тоже было много народа. На папин вопрос, может ли он на минуту увидеть реб Борух Бера, сразу послышалось:
– К сожалению, никто не сможет повидать его сегодня. Может быть, если вы придете завтра...
Но тут кто-то быстро спросил у Папы:
– Простите, как ваше имя?
– Герман.
– Вы знаменитый реб Яаков Йосеф Герман, Махнис Ореах – «Собиратель Гостей»?
– Я просто Герман из Ист Сайда.
Папу с Рухомой тут же ввели в номер к гаону. Их провожатый объявил:
– Реб Яаков Йосеф Герман здесь!
Глава Каменецкой ешивы, гаон реб Борух Бер Лейбович повернулся к Папе и сказал от всей души:
– Борух Гашем, что вы пришли! Мы вас ждали… Теперь никто не учил Папу, как цадик должен себя вести. Ведь если б Папа сидел в уединении, он бы ни за что не пришел в гостиницу. А если б он не был цадиком, реб Борух Бер не стал бы брать пищу из его рук. Значит, Папа все делал правильно. Многим, наконец, это стало ясно.
ДРУГ
У Дон Кихота не было друзей. У него был оруженосец Санчо Панса, который являлся для своего рыцаря чем-то вроде очков. То, что Дон Кихот видел в розовом свете, оруженосец видел в обычном, то есть в черном. При этом он был так же беспомощен, как его хозяин. Ведь если смотреть на груду кирпичей и повторять, что это только груда кирпичей, всего-навсего, и ничего больше, то никогда не выстроишь из нее дом. И сам будешь дрожать, и дети твои рядом...
Папа знал, что строить и умел это делать... Но тяжело работать в одиночку. Он был похож на часового, которого другие солдаты поставили сторожить крепость, а сами устроили пир и крепко заснули. И тут как раз подошел враг. Ворота, правда, на замке, стены высокие, но если неприятель догадается, что люди спят, то поставят с четырех сторон лестницы и крепость пропапа. Что было нашему солдатику делать? Затянул он потуже пояс, зарядил все ружья, забил ядра во все пушки и стал бегать от бойницы к бойнице и палить» Как будто целый гарнизон отстреливается. А сам думал – ну когда же, когда же, когда они проснутся?..
Но был в жизни Папы час душевного спокойствия, когда все тревоги и неурядицы дня складывались в цельный узор и отбрасывали тонкий чистый луч правды. Это случалось вечером, когда Папа сидел в шул и учил людей Торе. И бывало не раз, что, притянутый ее магнитом, на пороге появлялся молодой человек и, смущаясь, объяснял, что хотел бы побольше знать о еврейском законе и ищет кого-то, кто мог бы помочь ему.
Папа становился этим «кем-то».
Одним из юношей, пришедшим в этот вечерний час, был Хаим Варшавский. Он работал учеником переплетчика. После знакомства с Папой, все свободное время Хаим проводил рядом с ним, изучая Тору. Он учил ее в поезде, по дороге на работу, и возвращаясь с работы. Он учил ее остаток дня – с шести вечера и за полночь. У Хаима были способности и упорство. Настало время, когда он хорошо знал весь Талмуд.
Этот сильный человек взялся соблюдать наш Закон так, как это делал Папа, и не сошел с пути, не сорвал дыхания. Чтоб провести с Папой праздник, Хаим шел к нему пешком из Бронкса два с половиной часа. Когда он открыл свое переплетное дело, то, подобно Папе, стал на свои деньги посылать учеников в польские ешивы. Бедняки, проводившие шаббос в доме Германов, в будние дни приходили в мастерскую Варшавского, чтобы получить щедрую пдоку и поддержку в делах. Говорится, что человек, который может быть пророком – передавать людям приказы Гашема, должен обладать некоторыми предварительными качествами. Он должен быть гибор, ашир и хохом – богатырь, богач и мудрец. Похоже, что у переплетчика Варшавского были эти свойства. И вот, когда рядом с Папой стоял такой человек, кто бы осмелился сравнить мистера Германа с Дон Кихотом?
СЕКРЕТ ДОН КИХОТА
Разные солдаты есть в армии Гашема. Есть «невиим», пророки, которые показывают евреям будущее, чтобы они исправились и твердо встречали испытания. Есть «гиборим», богатыри, которые вступали в бой с многочисленным врагом и гнали его прочь из Израиля. Есть «шофтим», судьи. В трудное время, когда связи между евреями рвутся, когда слабеет понимание Закона, они выходят, чтобы бороться со злом, и приближать народ к Торе. По складу души Папа, наверное» был судья.
Есть разница между ним и Дон Кихотом. Надо открыть маленькую тайну: есть сведения, что автор этой книги, Мигель Сервантес, был маран. Так называют евреев Испании, которые не покинули эту страну, как их собратья, а под угрозой пыток и костра приняли крещение. Кто-то продолжал при этом тайно соблюдать Закон. Кто-то искренне пытался жить в шкуре испанца. Горький опыт такой жизни описан в приключениях рыцаря. Вместо факела Торы розовый туман романов, И грязь, которая летит в тебя со всех сторон.
Мараном может сделать человека не только костер, но и жажда денег. Если принц обеднел, его можно уговорить наняться в слуги, И вот Папа носился среди этих слуг и кричал:
«Все евреи – царские сыновья! Вспомни об этом! Возьми Тору!»
Ты еврей. У тебя есть Босс.
В его руках нити событий и судеб.
Он посылает успех человеческим делам.
И об этом следующая история.
УЛИЦА ТОРГОВЦЕВ
У Дон Кихота и Папы была в жизни решающая схватка, потребовавшая напряжения всех сил.
Дон Кихот атаковал ветряные мельницы, которые принял за злых великанов, был сброшен с лошади и сильно расшибся.
Папа штурмовал улицу торговцев и победил.
Что это за улица торговцев такая? А, да это знаменитая Орчад-стрит, куда евреи на тележках привозили различный съестной товар и, выстроившись в ряд, зазывали покупателей. Капитал бродячего торговца невелик, и от того, сумеет ли он сегодня распродать товар, будет зависеть, сможет ли он начать дело завтра. Поэтому торговцы кричали громко и торговали до позднего вечера. Даже если это вечер пятницы, когда с заходом солнца начинается шаббат. Даже если это утро субботы...
Орчад-стрит торчала у Папы занозой в душе. Он не мог примириться с тем, что так много евреев публично нарушают субботу. И Папа стал готовиться к осаде. Он напечатал в газете объявление, что хочет создать «агудас балебатим», союз отцов семейств, которые будут распространять идишкайт в городе Нью-Йорке. И такой союз был создан. Там было немного людей, но они шли за Папой в плотном строю. А он повел их на улицу торговцев.
Мама всегда закупала провизию к субботе на Орчад-стрит и хорошо знала характер ее обитателей. Поэтому она боялась, что Папу побьют. Рухома была послана следить за ходом кампании, и благодаря этому у нас есть отчет о событиях.
Когда солнце клонилось к закату, Папа с товарищами появились на Орчад-стрит. Подходя к лотку за лотком, они вежливо напоминали, что скоро шаббос, и продолжать торговлю, значит нарушать еврейский закон. В ответ раздались крики:
– А как я прокормлю детей?
– Где я в другое время найду столько покупателей?
– Тебя бы на мое место!
– Да кто вы такие, чтоб нас учить!
Кто-то грозился позвонить в полицию. Кто-то лез с кулаками. Но пара человек как-будто о чем-то вспомнили. Они сложили товар и укатили прочь свои тележки.
В следующую пятницу Папа с товарищами снова были на Орчад-стрит. Как врачи, совершающие обход больных, они снова пошли от лотка к лотку. Все поняли, зачем они пришли. И встретили их градом проклятий. Но «союз отцов семейств» собрал нервы в комок и продолжал повторять:
– Простите, но скоро шаббос...
Им желали вагон несчастий, причем пожар и сломанные ноги были только на закуску. Их толкали. Но отцы семейств продолжали штурм. Они сложились и собрали некую сумму денег. Теперь Папа спрашивал каждого торговца:
– Вы говорите, что туго с деньгами? Сколько вам удается выручить за субботу? Если вы прекратите торговать, я прямо сейчас готов отдать эту сумму...
Находились люди, которым подходило это условие. Они брали деньги и покидали торговый ряд.
В Америке с уважением относятся к долларам. Многие из торговцев слишком давно справляли субботу, чтоб пробудить в душе ее вкус. Но деньги они мусолили в руках каждый день. И теперь, видя как солидные люди, преуспевшие в жизни больше, чем они, платят эти уважаемые доллары, чтоб дать им субботний отдых, они почувствовали, что за этим лежит что-то настоящее...
Несколько месяцев, как на работу, Папа каждую пятницу ходил на Орчад-стрит. Ряд торговцев редел. Под конец сдались самые упрямые и несговорчивые. Может, им удалось все же вспомнить далекое местечко и старую мамину скатерть, на которой горели субботние свечи.
Орчад-стрит вдруг стала очень-очень кошерная. Торговля в шаббос? Никогда! Лотки по праздникам? Да вам это приснилось! Взгляните сами – бывшие продавцы и покупатели чинно прогуливаются по ней с женами и детьми, обмениваясь привычным «а гут шаббос!» И всем казалось, что так было всегда.
ПАПА СТАНОВИТСЯ РАВВИНОМ
Есть такая книга «Шулхан Арух», что означает «накрытый стол». Там описана вся жизнь еврея – как он должен молиться и как есть, как воспитывать детей и как давать цдоку. Каждый может взять и прочесть ее. Но если возникает сложный вопрос, тогда идут к раввину, знатоку еврейского закона, который поможет в нем разобраться. Можно сказать, что раввин, как вратарь, стоит на воротах, чтоб не пропустить нарушения Торы.
Вратари обычно не бегают по полю. Но иногда нужно бросить все силы, чтоб одолеть противника. И тогда появляется «играющий вратарь» который ведет атаку вместе с остальными. Таким вратарем был Папа. Он никогда не учился в ешиве и не получал «смихи» – документа, дающего право считаться раввином. Но, кормя свою большую семью, он постоянно учил Тору и вставал стеной, когда ее приказы нарушались.
Как-то он был на шаббос в ешиве, которую помог открыть. Одного из ее новых учителей вызвали к Торе. Папа заметил, что тот не смотрит на буквы во время чтения, а стоит, отвернув голову. Когда молитва закончилась, и этот учитель вышел из шул, Папа пошел за ним следом. Через несколько кварталов учитель завернул в магазин и купил пачку сигарет. Папа немедленно встал на его пути:
– Реббе, который учит еврейских детей, нарушает субботу?! Чтоб вы не смели больше появляться в ешиве!
Когда Папу потом спросили, что навлекло его на подозрение, он объяснил:
– Еврей, который не смотрит в Тору во время ее чтения, всегда подозрителен в моих глазах. Он был так холоден, как лед...
А Тора – это жизнь, это огонь. И Папа горел этим огнем. Шулхан Арух предписывает давать цдоку не только нищим, а вообще помогать всем, кто нуждается в опоре. Один Рош-ешива рассказывает:
– У меня было серьезное воспаление десен и пришлось вырвать все зубы. Но вставные стоили очень дорого, а у меня не было денег. Однажды реб Яаков Йосеф навестил меня по какому-то делу. Он заметил, что во время разговора я прикрываю рот рукой. Узнав о причине этого, он сказал: «Реббе, пошли со мной к зубному». Придя к врачу, он заказал мне вставные зубы и оплатил расходы. Все эти годы я его благословлял...»
Когда Рухома выходила замуж, один из гостей, реб Моше Мордехай Эпстейн, глава Слободкинской ешивы в Хевроне, написал в брачном документе: «Рухома, дочь Рава Яакова Йосефа Германа». Папа быстро поправил его:
– Ребе, я не рав. У меня нет смихи. Гость возразил:
– Реб Яаков Йосеф, я даю вам смиху прямо сейчас. Значит, вы рав. Так Папа стал раввином, А может, он был им уже давно?!