Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Глава 132

Пожертвования Тевеля, скрытные и широкой рукой. – Хава-Девора остается круглой сиротой. – От одного жестокого хозяина к другому.

Тевель начал искать совета. Понятно, что в таком случае он не хотел полагаться на себя. Он был еще весьма молод, слишком молод, чтобы самому решать такие вопросы. Поэтому он пошел к р. Моше Иоффе, раввину Пинска, славившемуся своей гениальностью. Пинск был как-никак городом-двойником Карлина, а он, Тевель, проживал так близко от Карлина. Пинский раввин велел ему принести свои записи прихода и расхода и сам рассчитал сумму доходов, полученных Тевелем, и отсюда – сколько следует ему отчислить на цедака. Из десятой части отчислений передал Тевель девять долей раввину для раздачи цедака, а десятую долю, – сотую часть доходов, он роздал сам.

Так продолжалось пять лет, в течение которых Тевель очень разбогател. Чем больше он отчислял на цедака, тем больше росли его доходы. Тогда начал Тевель давать деньги земледельцам взаймы на счет их будущих урожаев, и тут ему также повезло. Молодой Тевель стал большим богачом.

В Пинске была тогда большая ешива, основанная лет сорок до этого. Рош-ешива был р. Шим’он, товарищ Мааршала, – гаона р. Шеломо Лурье. После него руководство ешивой перешло к его сыну р. Рефаелу. Когда раввином Пинска стал р. Моше Иоффе, он стал также и рош-ешива.

Ученики ешивы были все отличниками учебы. Большинство из них были женаты, но они обязались несколько лет изучать Тору, временно разлучившись со своими женами. Рош-ешива р. Моше обеспечивал своих учеников всем необходимым. Три части средств, получаемых им от Тевеля, он расходовал на ешиву. Благодаря этим средствам могла ешива повышать знания учащихся и значительно увеличивать их число.

В те времена посещал время от времени Пинск р. Иеуда-Лейб Пуховицер, раввин города Быхова, Белоруссия, который был известен как большой оратор. Он объезжал города и городишки, призывая народ к служению Творцу. Однажды, когда р. Иеуда-Лейб был в Пинске, явились к нему руководители общины Карлина с просьбой посетить их и читать там свою проповедь. Р. Иеуда-Лейб согласился. Он прибыл в Карлин и произнес в субботу в местной синагоге проповедь. Он был большой оратор с импозантной внешностью. Это усиливало впечатление от его проповедей, которыми он воздействовал не только на ученых людей, бывших в состоянии следить за ходом его мысли, но и на простолюдинов, которые едва понимали его. Среди множества народа, пришедшего в карлинскую синагогу слушать его, был также Тевель, на которого проповедь р. Иуда-Лейба произвела большое впечатление. Он пригласил знаменитого проповедника в свое имение. Проповедник рассказал Тевелю, что он собирается ехать в Венецию, чтобы напечатать там свою книгу. Тевель тут же предложил ему покрыть его путевые расходы и оплатить всю стоимость печатания книги. Но при этом он поставил ему одно условие, чтобы все это осталось между ними. Тевель был одним из тех меценатов, которые не любят гласности. Но р. Иеуда-Лейб не удержался и рассказал об этом раввину р. Моше Иоффе. Раввин покачал головой и заметил, что он действительно слышал нечто подобное об этом юноше, который, по-видимому, действительно большой благотворитель.

В каждой еврейской общине всегда находился некто, кто занимался воспитанием сирот. Нашелся такой благотворитель и в Пинске, звали его р. Мордехай-Лейб. Он и жена его воспитывали сирот, – мальчиков и девочек. Мальчиков держали они у себя до их бар-мицва. Тех, которые не отличались своими способностями и не годились для теоретических занятий, они отдавали в учение к ремесленнику. Там они жили до тех пор, пока не изучали ремесло и могли сами зарабатывать свой хлеб. Когда подрастали девочки-сиротки, их посылали в зажиточные дома помогать по хозяйству или к евреям-земледельцам работать на полях и огородах, по уходу за скотиной и т.д.

В Пинске жил плотник по имени р. Яаков. Он был простым, но очень набожным евреем. Он молился в коллективе и состоял членом кружка молящихся первым миньяном. Заработки его были небольшие, – он едва сводил концы с концами. Однажды во время работы на постройке дома, на него упала балка и переломила ему хребет. Несколько недель он пролежал в постели и умер. Через три месяца родила eго жена девочку, которую назвали Хава-Деворой. Когда девочке исполнилось три года, умерла ее мать, и она осталась круглой сиротой. Община передала ее на воспитание р. Мордехай-Лейбе. У него она жила до двенадцатилетнего возраста, затем она поступила прислугой в один из зажиточных домов Пинска. В этом доме Хава-Девора пробыла шесть лет. Однажды явился к ее хозяину его брат, содержавший корчму недалеко от имения Тевеля. Корчмарь присмотрелся к работе Хава-Деворы, и она ему очень понравилась. Она была трудолюбивой, а он очень нуждался в такой работнице. Он обратился к своему брату с предложением уступить ему Хава-Девору. У него было для нее много работы в корчме, и она бы очень ему пригодилась. Хозяин Хава-Деворы не дал себя долго упрашивать. Он тут же согласился уступить девушку брату. Спросить об этом мнение самой прислуги им обоим в голову не пришло. Это сильно обидело Хава-Девору. Как так? Она совсем уже не хозяйка сама себе? Но что ей было делать? Она закусила губы и смолчала. У нее не было никого, кто заступился бы за нее. А устроить публичный скандал она но хотела. Кстати, жаловаться на то, что она оставляет этот дом, ей тоже не приходилось. Ей доставалось здесь, как говорится, «за папу и за маму»; хуже, чем здесь, навряд ли будет у нового хозяина. И она примирилась со своей судьбой. Она просила нового хозяина отложить отъезд на один день, чтобы посетить могилы родителей и попрощаться с ними. Но корчмарь высмеял ее.

– Если ты не пойдешь к папе-маме, то они сами явятся тебе во сне, – сказал он, и почти силой усадил ее в телегу и уехал с нею.

За шесть лет каторжной работы у пинского хозяина Хава-Девора ни копейки не получила, – хозяин ведь обеспечил ее едой, ночлегом и одеждой… В полной своей беспомощности она и этому покорилась. Хава-Девора была вообще тихой, Б-гобоязненной девушкой. Она самостоятельно научилась читать и не пропускала ни одной из трех ежедневных молитв. Она также читала «тайч-хумеш» (Библию на идиш) и усердно читала «тхинот» (мольбы на идиш). Она была также добросердечной, ее сердце сжималось от жалости к каждому нуждающемуся.

Работа у нового хозяина-корчмаря была нелегкой. И хозяин, и хозяйка навалили на бедную работницу работы по горло, сопровождаемую руганью и оскорблениями. Особенно отличалась своей жестокостью ее хозяйка, – еврейка с ядовитым языком. Хава-Девора переносила издевательства хозяйки безмолвно. Свою изболевшуюся душу она изливала в молитвах, утром с восходом солнца, под вечер и ночью. Она молилась очень сосредоточенно, проливая при этом много слез. Единственным днем отдыха ее была суббота. У нее было одно излюбленное место около корчмы под одним деревом, где она сиживала весь субботний день за чтением Теилима или «тайч-хумеш». В субботу она старалась не плакать. Она знала, что в этот день плакать нельзя. И все же бывало, что и в субботу из ее глаз вдруг брызнут слезы. На сердце у нее всегда было очень тяжело, очень уж оно исстрадалось.

Хава-Девора убедилась, что она очень ошиблась, думая, что хуже, чем у первого хозяина ей уже не будет. У корчмаря было значительно хуже. Помимо настоящей каторжной работы, которую ее заставляли выполнять день и ночь, ей, как сказано, доставались постоянно хорошие порции ругани и проклятий. К тому же ее очень огорчало то, что ее новые хозяева такие простые, грубые люди; они живут среди гоим и ведут себя, как гоим, говорят, как они, и во всем живут подобно им. У своего первого хозяина она была, по крайней мере, среди многих евреев. По субботам и праздникам она ходила в синагогу и из женского отделения слушала хазана, а иногда – проповедь маги да. Здесь она была лишена и этого, она была совсем оторвана от еврейского мира. Она была целиком предоставлена сама себе. Это причиняло ей много горя. В своих молитвах она постоянно просила Владыку мира сжалиться над ней и вызволить ее из этого рабского плена.