Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Глава 122

«Умалишенный» на похоронах. – Примечательное условие. – Цадик прощается.

Когда принесли трупик умершего Симхалы на кладбище, стал весь собравшийся народ у открытой могилы. Маленького покойника опустили в могилу. В то время, как все заливались слезами, оставались родители покойного спокойными. Оба, отец и мать, с большой решительностью произнесли традиционное «Б-г дал, Он и взял» и прочли «цидук адин».

– Мы надеялись, – сказали они, – что нам будет дано вести нашего ребенка когда-нибудь к венцу, но Всевышний решил, чтобы мы вели его к могиле. Да будет имя Всевышнего благословлено.

Когда услышали такие слова от отца и матери, поднялся шум в народе. Нашлись евреи, начавшие роптать на пути Господни. Как это так? Такая несправедливость по отношению к таким Б-гобоязненным людям, к родителям покойного ребенка!

Людские сердца болели.

Неожиданно сквозь толпу прорвался тогда старик р. Ошер-Ионатан, которого все считали умалишенным, и стал у открытой могилы Симхалы. Движением рук он утишил собравшихся.

– Господа! – воззвал он. -– Я хочу, чтобы вы хорошенько прислушались к следующим моим словам.

Все с большим изумлением навострили уши. Никто не хотел пропустить ни единого слова старика, с которым до этого так мало считались. Очевидно, у него все же есть, что сказать.

И старый р. Ошер-Ионатан начал:

– Вот уже почти пятнадцать лет, как сатана, будь он неладен, позавидовал лавочнику р. Исраель-Хаиму. Не нравится ему то, что он ведет себя так человечно и набожно. Особенно не стерпел сатана то, что р. Исраель-Хаим так энергично отдается воспитанию маленьких детей-школьников, бережет их, как зеницу ока и следит, чтобы они вели себя, как должно. С евреем такого масштаба, как р. Исраель-Хаим, мог сатана потерять весь свой «хлеб». Еврейские добрые дела могут перевешивать все их грехи. Поэтому встал сатана перед «небесной свитой» и категорически потребовал позволить ему подвергнуть р. Исраель-Хаима испытанию. Он поставит его перед тяжелыми испытаниями, и тогда будет видно, действительно ли он так хорош и набожен, как кажется. Пусть он и его жена испытывают большие трудности по выращиванию детей, связанные с неимоверными страданиями, и тогда только можно будет судить о твердости их веры во Владыку мира и убедиться в том, придерживаются ли они еще Торы.

Р. Ошер-Ионатан на минуту остановился, чтобы перевести дух. После минутного молчания он продолжил:

– Мне 94 года. Через два месяца я умру. Я вам обещаю, что в «мире истины» я призову к суду сатану, который причинил столько страданий такой благородной чете, р. Исраель-Хаиму и его жене. Его нападки на таких честных и добрых людей были необоснованы. Я защищу р. Исраель-Хаима и его жену. Я буду настаивать, чтобы Всевышний благословил их сыном, которого Он одарит долголетием и большими способностями и который вырастет «великим во Израиле». Но я ставлю условие; чтобы сын, который у них родится, носил мое имя – Ошер-Ионатан.

Старик закончил свою речь и отошел от открытой могилы.

Народ был поражен. Вначале не знали, как отнестись к словам, услышанным из уст старика. Были это слова «умалишенного», упаси Б-же!, или святого цадика, которому до этого удалось скрыть свою праведность от широкой публики? Долго смотрели все друг на друга в молчании. Р. Исраель-Хаим и его жена тоже молчали. Попросту не знали, как все это понять.

Засыпали могилу. Обездоленные родители и провожающие разошлись по домам.

Этот инцидент получил огласку в Познани. Весь город, и стар и млад, только и говорили о случившемся на кладбище. Как обычно, добавляли еще кое-что от себя к тому, что имело место на самом деле. К словам р. Ошер-Ионатана многое прибавляли. Чуть было не дошло до раздела города на два лагеря: некоторые были убеждены, что р. Ошер-Натан – скрытый цадик; были, однако, и такие, которые были иного мнения и считали, что он не больше, как умалишенный и что не следует принимать его слова всерьез. Начавшие вдруг верить в его скрытую праведность были готовы рассказывать уже о якобы сотворенных им чудесах. Говорили уже также о его большой учености в нигде и в нистар.

В то время как в городе спорили о нем, продолжал р. Ошер-Натан вести себя в жизни по-прежнему. Он жил на чердаке синагоги, проводя там дни и ночи, и ни с кем не обменивался словом, когда сходил вниз в синагогу.

Р. Исраель-Хаим и его жена были в числе тех, которые верили в слова р. Ошер-Ионатана. Были ли они действительно убеждены в этом, или им попросту хотелось верить в это, – во всяком случае, они находили утешение в обещании старика быть благословленными сыном.

С тем, чтобы, не дай Господь! не провиниться в чем-либо, а тогда не оправдаются, упаси Б-же!, обещания старика, остерегались супруги вымолвить недоброе слово или совершить какую-нибудь несправедливость. С еще большим рвением, чем раньше, занимались они детьми, вдовами и сиротами и нуждающимися вообще.

Теперь р. Исраель-Хаим и его жена хотели сблизиться несколько с р. Ошер-Ионатаном. Они охотно оказывали бы ему внимание, приютили бы его у себя и содержали бы на всем готовом. Они были готовы приносить ему еду хотя бы и на чердак синагоги, где он проживал, обеспечить его постелью и всем необходимым. Но р. Ошер-Ионатан не подпустил их обоих к себе. На слова р. Исраель-Хаима он ничего не ответил. Жена р. Исраель-Хаима подстерегла его в то время, когда он сошел с чердака вниз, и разрыдалась.

– Скажите мне, р. Ошер-Ионатан, если Вы уже действительно пообещали мне сына, как мне вести себя, когда забеременею, и как воспитывать ребенка, которого должна рожать?

Р. Ошер-Ионатан отвернулся и ушел, как если бы он совсем и не слышал ее вопроса.

Присутствовавшие при этом посторонние люди пытались на этом основании доказать, что старик действительно не более, чем умалишенный.

Наступил месяц а в. В одно утро после молитвы, до того, как молящиеся разошлись из синагоги, поднялся р. Ошер-Ионатан на амвон и .голосом, звучавшим так, будто у него для всех радостная весть, сказал: – Господа, сегодня я вас оставляю. Простите мне все, если я задел чью либо честь или причинил кому-либо неприятность. Хочу также поблагодарить старост и прихожан синагоги, разрешивших мне столько лет находиться здесь.

Покончив с этим, он сошел с амвона. Многие думали, что старик решил оставить Познань. Возможно, он имел в виду перебраться в другой город.

Из синагоги пошел р. Ошер-Ионатан в ближайшую лавку и купил три свечи. Затем он принес боченок и наполнил его водой. Покончив и с этим, он начал молиться раннюю минху. Молился он очень сосредоточенно, но видно было что молится он радостно, без тени печали. После минха он попросил одного из находившихся в синагоге евреев, изучавших Тору, пойти в правление «Святого братства» и сообщить старосте, что он, Ошер-Ионатан агонизирует, а потому пусть гробовщик поспешит к нему, чтобы не опоздать к моменту его кончины.

Посланный спешно пошел выполнить поручение. Между тем р. Ошер-Ионатан, будучи в полном сознании, обратился к другому еврею тут же в синагоге и наказал ему зажечь все три свечи, которые он только что купил, и поставить у его изголовья после кончины. Он наказал также, чтобы сразу же после кончины его уложили на полу, одну свечу поставили у самого изголовья, а остальные две – одну справа, другую слева. В синагоге находилось в это время много молодых людей, занимавшихся изучением Торы. Когда они увидели и услышали, как р. Ошер-Ионатан занимается собственными похоронами, напал на них большой страх. Такое они еще никогда не слышали и не видели. Что-то казалось им здесь не все гладко. Не показывает ли уже одно это, что р. Ошер-Ионатан не в полном своем уме? По всем внешним признакам он был совершенно здоров. Не было похоже, что он был при смерти.

– Что Вы говорите все о смерти? – спросили его перепуганные молодые люди.

– Прошу вас, не уговаривайте меня, – упрашивал их старик. – Нельзя терять ни минуты. Делайте то, что я вас прошу, а когда вы исполните все мои просьбы, у меня останется время только на то, чтобы благословить вас перед тем, как оставить вас навсегда.

Сказав все это, р. Ошер-Ионатан больше ничего не говорил и начал читать покаянную молитву. Он читал молитву четко, каждое слово выходило из его уст, как высеченное.

Юноши в синагоге были перепуганы насмерть, но никто уже не задавал старику вопросов. Они выполнили все просьбы старика.

Прошел час, и явилось несколько человек из «Святого братства». Р. Ошер-Ионатан вытянулся на скамье и попросил, чтобы ему подали мешок, в котором он хранил свои вещи. Он сам вынул из мешка готовый саван и подал его одному из членов «Святого братства». Затем он вновь сунул руку в мешок и вынул оттуда сверток; он его развязал и достал три золотые монеты.

– Это отдай старосте «Святого братства», – сказал он, – пусть это будет платой за мою могилу и на расходы по похоронам. Могилу, продолжал он, выройте у ограды на северной стороне кладбища. Там земля скалистая и трудно рыть могилу. Поэтому земля там дешевле, и моя могила обойдется не так дорого. Я хочу лежать отдельно, сказал он, не могу переносить запах мертвецов… Остальную часть моих денег раздайте на цедака.

Р. Ошер-Ионатан сложил свою одежду и попросил отослать ее его родным в Прагу. Он просил также напомнить р. Исраель-Хаиму и его жене их обещание назвать будущего их сына его именем.

Затем он попросил прощение у всех евреев Познани и, благословляя всех, выразил желание, чтобы сразу же после кончины обмыли его заготовленной им водой и в тот же день похоронили. После этого он громко прочел «Шема Исраель, ашем элокейну, ашем эхад» и испустил дух с легкой улыбкой на устах.