Глава 119

Барух слушает рассказы о муже сестры. – Рассказ о пророке Элияу. – Барух узнает о других благородных членах его семьи.

От своего друга, молодого ученого кузнеца р. Ицхак-Шаула наслышался Барух очень много о своем деде р. Моше, бывшем главе познаньской общины. Но Барух навряд ли ожидал услышать в Добромысле в кузнице также о своем зяте, муже сестры Девора-Леи, р. Иосеф-Ицхаке, который славился как «иллуй из Чарея», и который стал после свадьбы рош-ешивой в Витебске. Сам Барух был поражен услышанным о его зяте, главное – от кого он все это слышал и как оно было рассказано! При этом не все прошло гладко.

Вообще говоря, проходила настоящая дискуссия о его зяте, проживающем в Витебске. Барух прислушался к этой дискуссии во время работы в кузнице и согласно намеченному себе пути не нашел нужным вмешаться и заявить, что этот иллуй из Чарея, о котором идет речь, является его зятем. Барух вообще никогда не говорил о себе или о своей благородной семье. Его делом было прислушиваться к словам других людей, учиться у всех всему, что полезно, а выдать свое благородное происхождение, блистать своими собственными знаниями или знаниями своих близких родственников, – этого нет. Но про себя был Барух очень доволен тем, что даже в этот провинциальный городок Добромысль проникло имя его зятя. Больше того, то, что он услышал об этом своем зяте убедило его, что р. Иосеф-Ицхак не просто ученый, один из тех, у которых изучение Торы – самое главное в жизни, но что он человек вообще недюжинный и к тому же человек действия, один из тех, которые по предположению Баруха должны были принадлежать к последователям Баал-Шем-Това типа его друга р. Ицхак-Шаула.

Речь о зяте Баруха зашла при следующих обстоятельствах:

В кузнице, в которой с наступлением весны было много работы, – крестьяне являлись чинить их плуги и бороны, ковать лошадей и ремонтировать подводы, собирались также евреи, совершенно или почти ничем не занятые. Больше всего забегали туда время от времени евреи-талмудисты, такие как р. Ерухам-Фишл, который был противником путей хассидизма и не знал еще, что р. Ицхак-Шаул сам хассид. Он ценил р. Ицхак-Шаула за его знания Торы. Молодой хассид знал, что у такой личности, как р. Ерухам-Фишл, он мало чего добьется своими беседами о новом пути, о Баал-Шем-Тове, поэтому он свои беседы с ним ограничивал только Талмудом. То же самое делал и Барух. С другой стороны, была по душе ученому Ерухам-Фишлу кузница, принадлежавшая кузнецу р. Элиезер-Реувену, тестю р. Ицхак-Шаула, который, хотя и простой еврей, сумел все же выдать всех своих трех дочерей за талмудистов, а сына Шемуель-Нахума послал в ешиву. Кузница стала как бы «Домом собраний для ученых», Шемуель-Нахум уехал на новый семестр, после прошлого песаха, учиться в одном из ешиботов Витебска. Туда отвез его Зевулун-Биньямин, который был некогда шкуродером и круглым невеждой, но благодаря кузнецу р. Элиезер-Реувену, хорошо к нему относившемуся, он ликвидировал несколько свою полную безграмотность. Теперь Зевулун-Биньямин вернулся из Витебска и рассказал в кузне, что Шемуель-Нахум избрал себе ешиву р. Иосеф-Ицхака. Из всех ешибо-тов Витебска ему по душе оказалась именно этаешива зятя Баруха. Вот как всплыло вдруг имя р. Иосеф-Ицхака, о котором никто не знал, что он является зятем Баруха; Барух об этом никому не рассказал.

Упомянув иллуя из Чарея, не мог наивный и простоватый Зевулун-Биньямин нахвалиться услышанной от молодого гаона лекцией по Торе.

– Вот это по-моему настоящий ученый, – говорил Зевулун-Биньямин. – даже такой простак, как я, мог его понять.

Он рассказал, как он привез Шемуель-Нахума в ешиву этого иллуя и при этом имел возможность слушать вводную часть лекции этого ученого. Послушать это введение пришли, как обычно, и люди с улицы, ученые и простые люди. Р. Иосеф-Ицхак имел обыкновение в этих вводных лекциях говорить не только на научные темы вообще, а включал также и вопросы морали, так чтобы все могли его понять, даже простые люди. У иллуя из Чарея одно дело была наука, а другое – аггада. Он всегда умел излагать аггаду таким образом, что вскрывал заложенную там глубокую мораль. Поэтому слушавший эту лекцию простой, но набожный Зевулун-Биньямин отзывался о ней с таким восхищением.

– Это ведь просто удовольствие слушать молодого иллуя, – говорил с большим одушевлением Зевулун-Биньямин. – Представьте себе, что я сижу среди студентов ешивы и обывателей-талмудистов, прислушиваюсь к словам иллуя к понимаю каждое его слово. Я сам себе не верил, неужели я так-таки все понял? Но вот я вам перескажу, что я слышал, и вы сами убедитесь, насколько это было доступно моему пониманию! Это был всего-навсего рассказ, который и моя голова в состоянии была воспринять. Хотите вы знать, что говорил иллуй? Так вот оно:

Один еврей, большой ученый, пришел как-то в чужой город и встретил там пророка Элияу. Спрашивает он Элияу, кто из местных жителей набожен и праведен настолько, чтобы быть уверенным в том, что он обеспечен раем, что ему обеспечена доля в будущем мире. Этому ученому, видимо, это нужно было знать до-зарезу; он, вероятно, хотел знать, с кем ему дружить и кому он может довериться. На это сказал ему Элияу:

– Зачем спрашивать меня об этом? Вы сами можете это знать. Человеку с умом должно быть не трудно узнать, кто набожный еврей, а кто нет; кто заслужил рай, а кто нет.

Пророк Элияу хотел испытать этого ученого. Пусть, мол, сам покажет, насколько он разбирается в людях, пусть сам решит, кому полагается рай, а кому нет.

И вот пошел новоприбывший по городу искать заслуженных людей. Понятно, что шел он прежде всего в бет-амидраш. Ибо где же он найдет хороших и набожных евреев, Б-гобоязненных и добросердечных, как не в бет-амидраше?

Пророк Элияу шел за ним. По-видимому, пророк Элияу захотел видеть, кого этот пришелец выберет в качестве людей, заслуживающих рай. Войдя в бет-амидраш, встретил новоприбывший многих евреев, сидевших за открытыми фолиантами Талмуда и за другими святыми книгами и очень усердно учивших. Все они были евреями патриархального вида. Их занятие Торой убедило гостя в том, что Тора для них – это все, а если Тора все для человека, то могут ли быть более хорошие и достойные люди, чем они? Наверное же это и есть те евреи, которые заранее обеспечены раем! Мы знаем ведь общее правило: «Тора – всего важнее!».

Пророк Элияу обращается к гостю:

– Конечно же эти евреи заслужили «будущий мир» своим изучением Торы. Но это еще не все. Пойдемте, я Вам покажу евреев, которые зарабатывают себе «будущий мир» своими делами.

Пророк Элияу вывел гостя на улицу и пошел с ним на базар. Там он ему указал на двух евреев, бедных людей. Их лица были худые от недоедания, а одежда – изношенная и латаная. Они были опоясаны веревками и ничем не выделялись от других бедняков, которые также находились на улице.

Эти оба еврея собрали вокруг себя пожилых и более молодых людей, угнетенных ужасной бедностью, и обратились к собравшимся обездоленным. Они умели рассказывать истории, умели шутить. И вот печальные и озабоченные евреи улицы, слушавшие истории и прибаутки обоих евреев, улыбнулись, повеселели, начали смеяться; они, что называется, ожили.

– Видите Вы этих обоих евреев? – спросил пророк Элияу гостя. – Вот эти два еврея заработали себе рай по-настоящему. Эти евреи бедны и ничем не могут помочь кому-либо. Они помогают обездоленным своими словами, своими рассказами и своим старанием их развеселить. Они приносят радость озабоченным евреям. Благодаря им бедные забывают на минутку свою бедность, а страждущие – свои страдания.

Затем передал Зевулун-Биньямин, как иллуй из Чарея сделал из этого рассказа поучительный вывод и объяснил, что можно быть набожным евреем, необязательно являясь ученым талмудистом. Можно выполнить свою миссию добрыми делами, даже простыми и весьма обычными делами.

Для простого и бесхитростного Зевулун-Биньямина эта речь попала в самую точку. Она наметила ему путь поведения в жизни. Он совершенно правильно понял слова иллуя и потому он был в таком восторге от витебского рош-ешива.

Р. Ицхак-Шаул слушал Зевулун-Биньямина и улыбался. Это совпадало с его собственным ходом мысли. Барух также чувствовал внутри себя радость от рассказа Зевулун-Биньямина. Это также соответствовало его точке зрения на вещи. Радость Баруха была тем больше, что – хотя он этого не выказывал – рассказ касался его родственника. Он так мало, оказывается, знал своего зятя. Однако из того, что он сейчас слышал из уст Зевулун-Биньямина, он мог уже предположить, что муж его сестры не вообще человек ученый, а тот человек, который ищет или уже нашел новый путь в деле служения Творцу.

Во время рассказа Зевулун-Биньямина об услышанном им в Витебске от иллуя из Чарея находился в кузне знаток Талмуда р. Ерухам-Фишл, много лет уже знавший Зевулун-Биньямина и смотревший на него как на простого, абсолютно безграмотного человека. Его выводило из себя то, что такой простак рассуждает вообще о таком крупном ученом, как иллуй из Чарея, и смеет определять его величие путем пересказа его побасенки, хотя и с нравоучением. Р. Ерухам-Фишл сильно рассердился на Зевулун-Биньямина и начал его ругать и оскорблять словами, которые совсем не подобали такому ученому мужу.

Всех находившихся в кузне людей, особенно р. Ицхак-Шаула и Баруха, сильно покоробило то, что талмудист р. Ерухам-Фишл так вышел из себя. Для них это было еще одним доказательством той истины, что талмудисты, которых интересует только одна учеба, далеки от совершенства и целиком отличаются от тех, которые выбрали себе новый путь Баал-Шем-Това.

У р. Ицхак-Шаула и Баруха нашлась теперь тема, которую следовало тщательно обсудить в дальнейшем. Они пытались утешить Зевулун-Биньямина и ободрить его, убеждая его не падать духом из-за несправедливых оскорблений р. Ерухам-Фишла.

Баруху было суждено услышать в Добромысле и о других благородных членах его семьи.