Глава 76

Р. Барух Вьязненский раздает свое достояние. – Незнакомый рош-ешива. – Каббала с обеспечением от ошибок.

Когда р. Баруху Вьязненскому исполнилось шестьдесят лет, – это было в 478 году (1718 г.), – он решил оставить свои дела и отдаться целиком Торе и Аводе. Он вызвал из Лемберга своих сыновей р. Иосефа и р. Авраама и вместе с ними и со своей женой подсчитал свое достояние.

Р. Барух считал, что его жена, которая была, как нам известно, дочерью нистара в Смеле, принесла ему счастье. Поэтому он всегда с ней советовался во всех своих делах, и вообще ничего не делал без ее ведома и согласия. Он также считал ее полноправной участницей и владелицей всего своего достояния.

Подсчитав размер всего своего богатства наличными деньгами и имуществом, вычел из них р. Барух прежде всего одну пятую часть на цедака. Остальные четыре части достояния он разделил на пять равных частей, по одной части себе, жене и обоим сыновьям, а пятую часть опять на цедака. Это значит, что на цедака р. Барух отчислил весьма солидную часть своего богатства. Превратив эту часть в наличные деньги, он половину всех средств передал руководителе нистарим р. Адаму Баал-Шему, уже приобретшему к тему времени большую известность среди еврейского населения, а вторую часть он сам раздал различным учреждениям и на различные цели.

Все свои дела и имения передал он обоим сыновьям. Доходы от них ежегодно делились на четыре части, по указанному выше принципу, после отчисления десятой части на цедака

В это время в имении р. Баруха, где находилась ешива и которое было густо заселено евреями, появился молодой человек лет тридцати. Никто не знал, откуда он прибыл и кто он такой. Он держался обособленно от всех и никому не назвал себя. Он начал заходить в ешиву и прислушиваться к читаемым рош-ешива лекциям, а когда учащиеся повторяли урок, часто дискутировал с ними, как бы желая помочь им в учебе. Сразу же было видно, что этот молодой человек большой талмудист. Р. Барух, а также руководитель ешивы р. Менаше-Исраель заинтересовались новоприбывшим. Они пытались узнать что-либо о нем, но ничего не могли добиться. Его уста были запечатаны, как только разговор заходил о нем лично. Р. Барух уже убедился, что молодой человек этот крупный знаток Торы, и он пожелал, чтобы он читал лекции в ешиве.

– Скажите же Вы мне, кто Вы такой? – упрашивал он его.

– Если Вы хотите, чтобы я остался у Вас и читал лекции, Вы должны обещать не спрашивать меня об этом и не пытаться узнавать, кто я такой и откуда я прибыл сюда. Единственное, что могу Вам сказать, это, что зовут меня Аарон-Яаков, а отца моего звали р. Иосеф, – был ответ.

Р. Барух переговорил об этом с р. Менаше-Исраелем.

– Возможно, что его подослали к нам митнагдим, чтобы более подробно узнать о нашей ешиве и о наших отношениях с каббалистами и нистарами, – открыл р. Менаше-Исраель р. Баруху закравшееся у него подозрение.

В ешиве р. Баруха каббалу не изучали, и вообще там не делали ничего такого, что могло склонять учащихся в пользу нистарим и каббалистов. Только время от времени там рассказывали про нистарим и каббалистов. Отношение к ним со стороны рош-ешива было благоприятное. Только одно это могло быть не по духу митнагдим. Было ясно, что в ешиве р. Баруха подготавливают учащихся к новому пути служения Творцу, – к пути, который клонится в сторону нистарим и каббалистов.

Несмотря на открыто высказанное р. Менаше-Исраелем подозрение в отношении таинственного молодого ученого, был все же р. Барух такого высокого о нем мнения и так высоко ценил его знания, что решил в конце концов назначить его на должность рош-ешива. Р. Барух считал, что кто бы этот молодой ученый ни был, не следует отпускать его от себя. Возможно, что р. Барух мыслил привлечь молодого человека своим добрым к нему отношением на свою сторону, даже если он действительно подослан мигнагдим. Р. Барух считал также, что со временем он так или иначе узнает правду о молодом ученом.

Молодой незнакомец был назначен читать лекции для самых лучших учеников, поскольку его ученость не вызывала сомнений. И он действительно соответствовал своему назначению. Трижды в неделю читал он свои лекции, отличавшиеся своей логичностью и глубиной мысли. Ученики, да и сам р. Барух, не любившие пилпул, были в восторге от этих лекций. Но р. Барух был все же разочарован, – прошло уже три месяца, а личность молодого рош-ешива все еще не была установлена. Р. Менаше-Исраель и его сыновья не выпускали этого рош-ешива из виду. Они хотели удостовериться, насколько обосновано их подозрение, что он подослан к ним со стороны митнагдим. Они прислушивались к каждому его научному слову и к его беседам. Но они ничего не могли обнаружить. Для р. Баруха это было в какой-то части успокаивающим признаком. Это доказывало, что он, р. Барух, не ошибся тем, что он задержал у себя этого молодого иллуя. Не было основания в чем-либо заподозрить его. Однако для р. Баруха это уже было вопросом амбиции, – ему надо было во что бы то ни стало дознаться, кто же он такой? Допустимо ли, чтобы р. Барух, который был связан с нистарами того времени, имел у себя такого «нистара», о котором он ничего узнать не может! Р. Баруха беспокоила также мысль, что он не знает ничего о сущности этого таинственного молодого человека. Он очень ученый талмудист, это точно. Но каковы его пути служения Творцу и какой он придерживается системы в вопросе идишкайт, об этом р. Барух ничего не знал. И вот у р. Баруха зародилась мысль попытаться больше сблизиться е этим ученым незнакомцем.

Он выразил ему свое желание установить время для совместного изучения Рамбама. Р. Барух предполагал, что, сблизившись с рош-ешива в совместной учебе, он выудит у своего партнера, кто он такой и что он представляет собою.

Прошло три недели с тех пор, как они начали вдвоем изучать Рамбам. Р. Барух выказывал молодому рош-ешива большое дружелюбие. Однако единственное, что он за это время мог узнать, – это, что молодой ученый очень эрудирован в философии и в книгах этики и что все его знания хорошо упорядочены. Он знал хорошо системы Рамбана и Бехайа, Рамбама и Ралвага. Из бесед с молодым ученым выявил р. Барух, что у того есть многое что сказать о системах упомянутых светил. Рамбан и Бехайа были каббалистами, Рамбам же каббалой не занимался. Но молодой рош-ешива мог доказать, что и каббала была Рамбаму не чужда. Это уже совсем сбило с толку р. Баруха. Он не мог сказать определенно, какую из этих двух систем предпочитает молодой рош-ешива и к какой из них он имеет большую склонность. Одного он действительно все же дознался, а именно, что незнакомец не только не чужд каббале, но, что у него явная склонность к этой тайной науке. Это обрадовало р. Баруха. Если это так, то он не мог ведь быть посланцем противников каббалы. Однако это еще не исключало все опасения. Не было еще точно установлено, проникнут ли сам молодой рош-ешива учением каббалы, особенно в духе нистарим и каббалистов нового времени, последователей р. Адама Баал-Шема.

Время шло, а р. Барух был все еще в неизвестности относительно своего молодого друга. Своими огромными знаниями этот его друг поразил всех, но что все же он представляет собой как человек, который служит Творцу, этого дознаться все же пока еще не удалось. Тогда р. Барух поставил ему вопрос напрямик, каково его мнение о каббале? На этот вопрос дал молодой ученый определенный ответ: он не только склоняется в сторону этой науки, но он и знает ее. Он может рассуждать вширь и вглубь о таких каббалистических трудах, как «Аводот акодеш», «Дерех эмуна», «Толаат Яаков» и «Пардес римоним» р. Моше Кардиборо. Он знал также хорошо о записях Ари-акадош. При этом он объяснил разницу между упомянутыми выше каббалистическими книгами и записями Ари-акадош, а именно: в указанных выше книгах объяснены в известной мере те вопросы, которые поддаются в той или иной степени разъяснению; иначе обстоит дело с записаями Ари-акадош. Там трактуются вопросы очень высокие и глубокие, но без всяких разъяснений. Поэтому легче ошибаться в трактовке записей Ари-акадош, чем при чтении других каббалистических книг. При этом молодой ученый заметил, что об этих записях нельзя говорить с полной достоверностью, потому что они многократно переписывались. Он высказал также мнение, что каббалу нужно изучать осторожно и с авторитетным разъяснением, ибо малейшая ошибка в трактовке абстракций может нанести большой вред. Молодой ученый сослался здесь на рассказ Гемары (Сотя, 20): когда р. Меир явился к р. Ишмаелю, тот спросил его, чем он занимается. Получив от р. Меира ответ, что он писец (копирует Библию), заметил на это р. Ишмаель:

– Сын мой, будь осторожен, ибо работа твоя святая. Если пропустишь букву или прибавишь лишнюю, уничтожишь весь мир.

Из этого рош-ешива хотел сделать вывод, что в отношении записей Ари-акадош могут быть допущены большие и вредные ошибки, если изучать эту науку, не обладая надлежащими предварительными знаниями и соответствующим подходом. Вот почему, закончил молодой ученый, он боится приступить к изучению трудов Ари-акадош, система которого записана, возможно, неточно, и не исключена возможность, что в записи вкрались ошибки