Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

610

Суббота «Хукас»

3 тамуза 5762 г.

13/6/2002

СКОЛЬКО У НАС РЕБЕ?

И снова, как каждый год в этот день, нужно говорить о том, о чем говорить так трудно. Ребе, кем он был для нас и для мира, каким помнится, каким остался в этом мире, уйдя в иной. Каждый раз страшно браться за тему: не получился бы сладкий панегирик, который самому Ребе был бы смешон и отвратителен. Попробуем иначе

Дело было в Нью-Йорке, за хасидским столом Рюмочка водки, хвост селедки, старики рассказывают, молодые на ус мотают.

Р Йоэль Кан («магнитофон» Ребе, человек запоминавший и с буквальной точностью воспроизводивший многочасовые беседы Ребе), как всегда, с сигаретой во рту, выдыхает с дымом вопрос:

— Ну, скажи Йосл, сколько у тебя ребе?

Йосл покрывается холодным потом, лихорадочно пытаясь:

1) понять вопрос,

2) понять, в чем тут ловушка (просто так старый хасид не стал бы задавать глупый вопрос.

Разумеется, есть и в нашем духовно небогатом поколении и великие раввины, и великие праведники, но ребе?!

-Ребе один,- отвечает Йосл

-Да?! — поднимает брови р Йоэл-Давай считать. Я знаю Шнеерсона, который является величайшим знатоком Талмуда. А еще один занимается двадцать четыре часа в сутки разрешением больших и маленьких, общих и личных еврейских проблем. Есть Шнеерсон, занимающийся проблемами обороны Израиля. А еще один читает недельные лекции по Раши к Торе. Есть Шнеерсон, произносящий «слова Б-га живого», сложные беседы о тайнах Торы. А еще есть человек, занятый сватовством

одиноких, исцелением больных, выкупом узников Так сколько же ребе у нас, Йосл?

Да, недаром волновался Йосл, не был вопрос р Йоэля таким уж простым. Сколько же у нас с вами ребе?

И все же, вопрос не так уж сложен: многоликость и почти всеохватывающая деятельность р Менахема-Мендла Шнеерсона, последнего Любавичского Ребе (день памяти которого приходится на третье тамуза) не находится в противоречии с утверждением, что он не только был внутренне цельной личностью, но и не делил свое время между этими разноликими, описанными р Йоэлем, видами деятельности.

И талмудист, и каббалист, и моралист, и целитель, и всеобщий советчик и помощник, — все это органично сливалось в одно слово и один образ Раби (мы, ашкеназы, произносим «Ребе»).

Слово это сопровождает еврейский народ с самого начала его истории, а история эта длиной в историю мира.

Прямое, буквальное значение слова «мой учитель», «мой раввин» или «мой великий» Но слово это еще и акроним

Глава ראש

Сынов בני

Израиля ישראל

Нет народа более многоликого и пестрого, чем наш народ. «Два еврея — три мнения».

Глава сынов Израиля не может быть «просто раввином» или «просто ученым, или «просто политиком». Он, воистину, должен объять необъятное.

Сказанное верно для всех поколений, но особенно для нас, живших в XX и живущих в XXI веке. Ассимилированным, скептически настроенным ко всему «ненаучному» был нужен Ребе «с высшим образованием». Такого не бывало в еврейской истории, еврейские лидеры всегда имели широчайшее, но чисто религиозное образование. Но век требовал, и Ребе пошел учиться в университеты Сорбонны и Берлина. Никогда главы народа не занимались медициной Но век требовал и Ребе стал блестящим специалистом в новейших медицинских технологиях. Никогда главы народа не якшались с невеждами и отступниками. Ребе открыл свою дверь для каждого, он принимал каждого еврея, как бы далек от иудаизма он ни был.

Но все сказанное не только не будет полным, если мы не раскроем еще один акроним Ребе был еще и «либи» (так его назвал однажды один из старых хасидов, буквально «сердце мое»). Раби был не только «рош» — глава народа Израиля, но и «Лев» — сердце народа Израиля. Он болел болью каждого и радовался каждой нашей радости. У нас один Ребе, но у каждого он свой.

ХУКАТ

Тора разделена на пятьдесят четыре главы так, что, читая их в синагогах по субботам, мы завершаем за год полный цикл чтения. Каждый из выпусков нашего еженедельника посвящен соответствующей главе или главам Торы. Разумеется, прочесть это краткое изложение главы — недостаточно. Изучая Тору, обращайтесь к авторитетным еврейским переводам на русский язык («Мосад fa-рав Кук», Ф. Гурфинкель, «Шамир»).

И говорил Всевышний Моше и Аарону так:

— Вот закон Учения, которое заповедал Всевышний так: скажи сынам Израиля, чтобы взяли тебе телицу красную без изъяна, у которой нет увечья, на которой не было ярма. И передайте ее Элъазару-священнослужителю, и выведет ее за пределы стана, и заколют ее пред ним. И возьмет Элъазар-священнослужитель от ее крови перстом своим, и покропит к передней стороне шатра собрания от крови ее семикратно. И сожгут телицу у него на глазах; ее кожу и ее мясо, и ее кровь вместе с ее пометом сожгут, и возьмет священнослужитель кедровое дерево и эзов и червленую нить, и бросит на пепелище телицы. И вымоет свои одежды священнослужитель, и омоет он тело свое водой, и нечист будет священнослужитель до вечера. И сжигавший ее вымоет одежды свои водой, и омоет тело свое водой, и нечист будет до вечера. И человек чистый соберет пепел телицы, и положит вне стана на месте чистом, и будет общине сынов Исраэля на сохранение для воды кропильной, — очистительная жертва это. И вымоет собиравший пепел телицы одежды свои, и нечист он до вечера. И будет это для сынов Исразля и для пришельца, живущего среди них, законом вечным.

Коснувшийся мертвого (тела) всякого человека нечист будет семь дней. Он очистит себя этим в третий день и в седьмой день, и будет чист. А если не очистит себя в третий день и в седьмой день, то чист не будет. Всякий коснувшийся мертвого тела, человека, который умер, и не очистил себя и в скинию Господию нечистоту привнес, искоренится та душа из Израиля; если водою кропильной не окроплен, нечист будет,

еще нечистота его на нем. Вот учение: если человек умрет в шатре, то всякий вошедший в шатер и все, что в шатре, нечисто будет семь дней. И всякий сосуд открытый, на котором нет покрытия пристающего, нечист он. И всякий, кто коснется в поле убитого мечом или умершего, или кости человеческой, или могилы, нечист будет семь дней. И возьмут для нечистого от пепла сожженной очистительной жертвы, и нальет на него живой воды в сосуд. И возьмет эзов, и обмакнет его в воду человек чистый, и окропит он шатер и все сосуды, и всех людей, которые были там, и коснувшегося кости или убитого, или умершего, или могилы; И окропит чистый нечистого в третий день и в седьмой день, и очистит его в седьмой день; и вымоет одежды свои, и омоет себя водой, и чист будет вечером. А тот, кто нечист будет и не очистит себя, искоренится та душа из среды общества, ибо в Святилище Всевышнего нечистоту привнес, водою кропильной его не кропили, нечист он. И будет для них законом вечным. А кропивший водою кропильной вымоет свои одежды, и коснувшийся воды кропильной нечист будет до вечера. А все, чего коснется нечистый, нечисто будет; и всякий коснувшийся его нечист будет до вечера.

И пришли сыны Исраэля, вся община, в пустыню Цин в первом месяце, и остановился народ в Ка-деш. И умерла там Миръям, и погребена была там. И не было воды для общины, и собрались они против Моше и против Аарона. И спорил народ с Моше, и сказали они так: «О, если бы умерли мы, как умерли наши братья пред Господом! И для чего вы привели общество Всевышнего в эту пустыню, чтобы умереть там нам и скоту нашему? И зачем вы вывели нас из Мицраима? Чтобы привести нас на это место дурное? Это не место посевов и инжира, и винограда, и гранатовых яблок; и воды нет для питья! И пришел Моше и Аарон от общества ко входу в шатер собрания, и пали они на лица свои. И явила себя слава Всевышнего. И говорил Господь Моше так: возьми посох и собери общину, ты и Аарон, брат твой, и говорите скале на глазах у них, и даст она воды свои, и ты извлечешь для них воду из скалы, и напоишь ты общину и их скот. И взял Моше посох, пред Господом лежавший, как Он повелел ему. И собрали Моше и Аарон общество пред скалою. И сказал он им: из этой ли скалы извлечь нам для вас воду?! И поднял Моше руку свою, и ударил скалу своим посохом дважды, и вышло много воды, и пила община и их скот. И сказал Господь Моше и Аарону: За то, что вы не дали Мне веры, чтобы явить Мою на глазах у сьшов Исраэля, потому не приведете вы это общество на землю, которую Я дал им.

УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК

Реб Шнеур-Залман Виленкин, учивший Ребе в детстве, пройдя семь кругов советской власти, по фиктивному паспорту вырвался из Союза, и приехал к ученику, ставшему Учителем в Нью-Йорк. Когда меламед вошел, Ребе встал, как подобает ученику. А реб Шнеур-Залман отказался садиться, ведь хасиду положено стоять перед своим Ребе. Ребе знал, что меламед не так давно после инсульта, и стал просить: «Сядьте, пожалуйста».

Хасид ответил непреклонно: «Когда надо, я могу стоять».

Так они и разговаривали стоя. Хасид перед Ребе, а Ребе — перед своим учителем. На следующей встрече Ребе сказал: «Мы ведь столько времени сидели с Вами рядом в хейдере — можем и сейчас посидеть…

Этот аргумент подействовал.

Виленкин скончался в 1963 году. На его могильном камне по указанию Ребе выбито: «Учил детей Торе».

Ребе

Старики еще помнят, как Ребе стал Ребе. А для молодых, он был всегда. И вот, привычное и такое необходимое общение с ним было оборвано 3 тамуза. В минуты растерянности мы, как обычно, ищем ответы на наши вопросы, в том числе и те, что связаны с его уходом, в книгах самого Ребе. Десятилетия назад, потеряв своего Учителя, ребе Раяца, он говорил:

Влияние, которое Ребе оказывал на наши души, приобщая нас к учению хасидизма, живет в нас, словно ничего не изменилось. Он не оставил нас и мы не вправе отдаляться от него, словно, не дай Б-г, связь между нами может быть прервана. Те, кто знал Ребе на протяжении трех десятилетий, когда он стоял во главе народа, понимают, что такой учитель не оставляет своих учеников на произвол судьбы.

И все же, есть в его уходе перемена, о которой мы не должны забывать: в те дни, когда было достаточно открыть дверь и войти в его комнату, чтобы поговорить с Ребе, были среди нас люди, которые думали, что кое-что можно скрыть, о кое-чем можно умолчать, и говорить только о том, что им нужно от Ребе. Сегодня, когда его уже нельзя встретить за заветной дверью, каждый понимает, что нет ничего, что было бы скрыто от его души. Пока душа была спрятана под покровом плоти и крови, само тело налагало на нее естественные ограничения земного мира. Сегодня сняты все ограничения и душа свободна.

Сказали мудрецы наши: «когда праведник умирает, его присутствие ощутимо во всех мирах даже больше, чем при жизни», это касается и в нашем реальном мире. Ребе, несомненно, как и прежде остается и сейчас учителем и главой поколения. Мы верим, как и прежде, что он приведет нас к осуществлению мечты всех поколений: к приходу Машиаха.

А кончина Ребе, его уход, видимый глазами плоти нашей, — не более, чем еще одно испытание на этом долгом и нелегком пути к дням Машиаха. Цель этого испытания — подготовить людей к великим переменам в мире, к дню, когда воссияет истина.

Связь каждого из нас с душой Ребе не только не может ослабевать, но и должна укрепляться в эти дни. Общение с ним прервалось в привычной для нас форме, но возможно и необходимо через изучение его книг, слов и мыслей, оставленных нам Учителем.

Как и прежде, мы верим, что изучение Торы и соблюдение ее заповедей приведет нас к дню Избавления и мы увидим Ребе среди нас глазами плоти.

5710 (1950 г.)

РЕБЕ

В день памяти Ребе предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Эзры Ховкина.

В 1927 году рабби Менахем-Мендл расстался с отцом. Вместе со своим учителем и будущим тестем, Ребе Иосефом-Ицхаком, он уехал из Советской России и поселился в Прибалтике, а затем в Польше. Его отец, рабби Леви-Ицхак Шнеерсон, остался.

Он продолжал быть раввином в Днепропетровске. Каждый шаг отца, например, обеспечение прихожан на Песах кашерной мацой, сопровождался доносами и слежкой — резвыми гонцами будущего ареста.

Между отцом и сыном пролегла бесконечная граница с картонными солдатиками, словно сошедшими с плакатов Маяковского, у которых в руках были настоящие ружья со штыками.

Между отцом и сыном протянулась цепочка писем, звенящих от ожидания будущей встречи, наполненных заботой, любовью и Каббалой.

Вполне естественное сочетание для людей их уровня.

Это письмо рабби Леви-Ицхак послал сыну накануне Песах в 1928 году.

«Дорогой сынок, пусть продлятся твои дни!

Мое благословение, идущее из самой глубины сердца, состоит в том, чтобы ты отпраздновал Песах кашерно — в самом простом понимании этого слова, которое для Галахи является основным. Чтобы маца, которую ты будешь есть, была кашерна, и чтобы душа и тело твои были чисты и достойны этой мацы…

Мацу называют «хлебом веры». Если маца достойна еврея, а еврей достоин мацы, то это союз, украшающий и обоих. Мацу сравнивают с женщиной. Как сказали ниши мудрецы: «Тот, кто ecт мацу накануне Песах, как будто приблизился к невесте, не дождавшись хупы..». Маца — это только «вода и мука» — «кемах вемаим». Числовое значение этих слов 238 — то же, что и у имени Рахель, любимой жены Яакова. В этом намек на то, что союз мужчины и женщины, их соединение, должно происходить на основе чистой веры, без всяких житейских расчетов…

Пусть Всевышний введет тебя в твой дом, дом истинный и верный, в полном смысле этого слова. Пусть у тебя будет жена мудрая, освещающая твой удел в этом мире — и физический, и духовный вместе. Пусть ты будешь счастлив во всем, живя в покое и благости до конца дней. И чтобы глаза ваши увидели как можно скорее, как встает и утверждается твоя семья, «дом, построенный на вере», во всей красоте и славе.

Пусть Всевышний, благословен Он, удостоит нас повидаться с тобою в этом мире, чтобы взглянуть на твой мир и покой, как желает того твой отец, любящий тебя безгранично…

Чтобы всегда тебе было хорошо, сынок, чтобы всегда с тобой была удача, во все дни твои.

Леви-Ицхак Шнеерсон».

Не все отцовские слова сбылись, к сожалению.

Они не увиделись. Рабби Леви-Ицхак был арестован в 37-м году и умер в Казахстане, в сталинской ссылке.

Детей у Ребе не было.

«Мир и покой», который так желал ему отец… Об этом нам трудно судить. В еврейском мире у Ребе была репутация нарушителя спокойствия, человека, который всегда способен рисковать, обдуманно и твердо.

«Гордость и украшение еврейского народа»… Это сбылось, больше, чем можно было представить. Если душам праведников доступно видеть, что творится на земле, то рав Леви-Ицхак должен знать, сколько евреев ожидало благословений его сына. После них, этих благословений, ставились хупы, выздоравливали люди, рождались дети, которые сидели над Торой и старались выполнить каждую ее заповедь.

Может, в этом и находит наш Ребе мир и покой, выполняя пожелание отца…

РЕБЕ В ПАРИЖЕ

Одним из самых загадочных этапов жизни Ребе была его учеба в университете -сначала в Берлинском, а затем (в течение восьми лет!) в парижской Сорбонне. В этой теме, «Ребе и университет», нас удивляет:

1. Необычно долгий, даже для фанатика высшего образования (каким он не был) срок учебы.

Она начинается вскоре после выезда из СССР и прерывается только в 1940 году, когда нацисты захватили Францию.

2. Фантастически разнообразный список изучаемых предметов: ядерная физика, математика, химия, электромеханика, кораблестроение, психология и — это только то, что нам известно…

3. Предельно малое время, которое он уделял всем этим дисциплинам. Посещение лекций, лабораторные работы — все остальное время посвящено занятиям Торой.

4. Нарушение традиции. Хасиды, тем более их вожди, своих родных в университет не посылали. Здесь же происходит нечто обратное: рабби Иосеф-Ицхак настаивает, чтобы его зять поступил в университет. И тот, без особой радости, соглашается. Вернее, просто выполняет то, что Ребе сказал.

Это — ядро загадки. И даже тени объяснения у нас нет. Правда, есть пожарный выход — «хасиды говорят».

Так вот, хасиды говорили, что именно потому, что молодой мудрец так глубоко проник в тайны Торы, его наставник захотел, чтобы он обратил внимание и на самую внешнюю оболочку Б-жественной мудрости — на светские науки. Некоторые идут дальше, утверждая, что будущий Ребе должен был связать нити человеческих знаний воедино, подчинив их…

Кому? Своему наставнику?

Будущему Машиаху? Тайна.

Они с женой сняли маленькую квартиру (полторы комнаты) в еврейском квартале Парижа. В университет в середине учебного года без знания французского его принимать не хотели. Впрочем, хватило небольшой протекции, чтобы лед треснул и молодому рабби разрешили посещать лекции, дав испытательный срок. Труднее было со шляпой. По уставу Сорбонны в помещении университета в шляпе находиться нельзя. Сошлись на том, что рабби Менахем-Мендл будет сидеть на лекциях в берете…

В ту пору в Париже жил Шмуэль Безбородко, владелец фирмы по производству сложной оптики, в том числе для самолетов и кораблей. У него был проект, который не ладился уже в течение нескольких лет. Он обратился к рабби Менахему-Мендлу. Безбородко просил подсказать техническое решение одного из узлов своего проекта. Рабби просмотрел проект и сделал десятки замечаний, которые во много раз увеличили эффективность всей конструкции, а не только одного узла.

Меир Шохетман, один из близких знакомых молодых Шнеерсонов в Париже, вспоминает, что в их доме говорили на идиш. Дом был теплым и притягивал людей. Хозяйка очень гостеприимна, скромна, с утонченной простотой. Хозяин — занятия самые разнообразные, в том числе организация послеобеденных классов для детей, которых родители посылали во французские школы. Спит едва ли 4-5 часов в день. Каждая минута на счету. И, наперекор этому ритму, готов принять каждого, понять и помочь, ни разу не взглянув на часы. Будущий Ребе.

Кто-то встретил рабби Менахема-Мендла, идущего по оживленной парижской улице и читающего на ходу газету. Когда они поравнялись, знакомый увидел, что в газете сделаны две дырки — смотреть на дорогу. Говорят: «увидеть Париж — и умереть». Молодой мудрец хотел жить и поэтому предпочитал не смотреть на всю это блестящую круговерть, даже мельком. Зато он много времени проводил в парижских библиотеках, читая старинные рукописи. Наверное, история. Наверное, еврейская.

У него было редкое, надежное искусство всюду оставаться самим собой — даже в берете, даже в Париже.