635

Вайейцей

10 кислев 5763 года

15 ноября 2002

ЛЕСТНИЦА ЯАКОВА

Марк Твен был не только острословом, но и остромыслом, человеком, одаренным удивительной способностью распознавать тонкости и находить им глубокое и точное толкование. О нас с вами он писал гак:

«Если верить статистике, евреи составляют менее одного процента населения мира, они являются подобием мелкой туманности, исчезающей в сиянии Млечного пути. Было бы естественно, если бы мы слышана о евреях лишь изредка, чтобы им было посвящено менее одного процента новостей. Однако в действительности все наоборот — мы слышим о них постоянно. Еврейский народ знаменит во всем мире, и его значимость признается вне всякой зависимости от его численности. Его представители внесли неизмеримый вклад в развитие литературы, науки, искусства, музыки, экономики, медицины, гуманитарных дисциплин. Этот народ вел удивительные бои в этом мире, во все эпохи, даже тогда, когда его руки были скручены за спиной, он может гордиться этим, — и за это мы должны простить ему его высокомерие. Великие империи древности, египтяне, вавилоняне и персы, не были таковыми. Да, в свое время и они вставали и наполняли землю своими шумными голосами, блеском и великолепием. Но время их уходило, и они увядали, превращались в призраки и исчезали. После них пришли греки и римляне, подняли большой шум — но также и они прошли и уйти… И другие народы пробуждались, поднимали зажженный факел, но лишь до поры до времени, пока он не угасал, а сейчас они — либо в предзакатном свете, либо вовсе исчезли, как будто их и не было вовсе. Еврейский народ видел всех, в конце концов побеждал их всех, и сегодня он такой же, как всегда, не обнаруживающий ни увядания, ни старения; не уменьшаются его силы, и душа его — бодрствующая, действующая, инициативная и яркая. Все смертны — кроме евреев. Великие народы прошли, и только евреи — остались. В чем же секрет вечности евреев?»

Блестящий литератор, Марк Твен не только задал уместный и точный вопрос, нуждающийся не столько в немедленном ответе, сколько в долгом раздумье.

Он нарисовал выпуклую картину вечной чехарды, называемой историей человечества: и падения империй, подъемы и спуски цивилизаций, каждая из которых, возносясь над всем прочим отсталым сбродом, мнит себя вечной, но вскоре (в масштабе истории) начинает вырождаться, слабеть, умирать и затем таять в недрах новой пассионарии.

Следует здесь отметить, что речь не идет о военном или экономическом поражении вчерашнего гиганта, а о старении, выгнивании изнутри и естественном распаде. Возраст, знаете ли.

Слова Твена напоминают что-то. Ну да, это же наша недельная глава:

«И снилось ему: и вот лестница поставлена на землю, а вершина ее достигает небес; и вот ангелы Б-жьи восходят и нисходят по ней». (Берешит 28:12)

Рамбан, комментируя эти слова, приводит мнение «Авот де-раби Натан», в соответствие с которым ангелы, поднимающиеся и спускающиеся по лестнице Яакова, символизируют те самые империи, о которых говорит Марк Твен. Не то, чтобы они были лично знакомы, но умным людям разных времен приходили порой в голову сходные мысли.

Интересно, что Тора отмечает единственное чувство, которое испытывает Яаков во сне: страх. Это и страх перед ангелом Эсава, (элинистической-христианской-европейской цивилизации) восхождению которого, кажется, нет конца. И еще: Яаков подумал: неужели и мой народ, подобно другим, промелькнет и исчезнет?! Всевышний отвечает на его страхи: «Если твой народ не уподобится иным народам, судьба его тоже не будет подобна судьбе иных народов. Поднявшись однажды, он не падет никогда». Впрочем, не стоит видеть в этом обещании «условный обет» (такой обет, который должен быть исполнен лишь при определенном условии, в данном случае, если евреи не станут обычным народом). Хотим или не хотим, мы останемся «ненормальным» народом. Авраам, навсегда перешел рубеж «инакости» и потому назван евреем, «человеком с другого берега». Вопрос только в том, понесем ли мы это бремя с удовольствием или принуждению.

ВАЕЦЕ

Тора разделена на пятьдесят четыре главы так, что, читая их в синагогах по субботам, мы завершаем за год полный цикл чтения. Каждый из выпусков нашего еженедельника посвящен соответствующей главе или главам Торы. Разумеется, прочесть это краткое изложение главы — недостаточно. Изучая Тору, обращайтесь к авторитетным еврейским переводам на русский язык («Мосад га-рав Кук», Ф. Гурфинкель, «Шамир»).

И вышел Яаков из Беер-Шевы, и пошел в Харан.

И заночевал, ибо зашло солнце. И снилось ему: лестница стоит на земле, а вершина ее достигает небес, и ангелы восходят и нисходят по ней.

А Г-сподь стоит над ним, и говорит:

«Я Г-сподь, Б-г Авраама, отца твоего, и Б-г Ицхака! Землю, на которой ты лежишь, тебе дам ее и твоему потомству. И будет потомство твое как прах земной, и распространишься ты на запад и на восток, на север и на юг, и благословляться будут тобою все семейства земли, и потомством твоим. А Я буду с тобой, и буду хранить тебя буду везде, куда бы ты ни пошел, и возвращу Я тебя на эту землю, не оставлю тебя, пока не исполню все, что Я говорил о тебе».

И поднялся Яаков на ноги, и пошел он на землю сынов востока.

И увидел: вот колодец в поле, и пастухи у колодца, закрытого камнем. И

сказал им Яаков:

«Братья мои, откуда вы?»

И сказали: «Из Харана».

И сказал: «Знаете ли вы Лавана, сына Нахора»?

И сказали: «Знаем».

И сказал: «Мир ли у него?»

И сказали: «Мир. А вот и Рахель, дочь его, идет с овцами».

И сказал: «Напоите овец и идите».

И сказали они: «Не можем, прежде чем соберутся все стада и отвалят камень от устья колодца».

Он еще говорил с ними, а Рахель пришла с овцами.

И было: когда увидел Яаков Рахель, дочь Лавана, брата его матери, и овец Лавана, брата его матери, то подступил Яаков и снял камень с устья колодца, и напоил он овец Лавана,

И поцеловал Яаков Рахель, и заплакал.

И поведал Яаков Рахели, что брат отцу ее он и что сын Ривки он.

И побежала она и поведала своему отцу.

И было: когда услышал Лаван весть о Яакове, выбежал он навстречу, и обнял его, и поцеловал его, и ввел его в свой дом.

И сказал Лаван:

«Кость моя и плоть моя ты!»

И прожил он у Лавана месяц.

А у Лавана две дочери, имя старшей — Леа, а имя младшей — Рахель.

И полюбил Яаков Рахель, и сказал Лавану:

«Буду служить тебе семь лет за Рахель, твою дочь младшую.

И сказал Лаван:

«Лучше отдать мне ее тебе, чем другому. Живи у меня».

И служил Яаков за Рахель семь лет, и были они в его глазах словно несколько дней, из-за любви его к ней.

И сказал Яаков Лавану:

«Дай мне жену, ибо исполнились дни мои, и войду я к ней».

И собрал Лаван пир. И было вечером: и взял он Лею, свою дочь, и привел ее к нему. И он вошел к ней. И увидел Яаков утром, что это Леа.

И сказал он Лавану:

«Что это сделал ты мне! Ведь за Рахель служил я у тебя! Почему ты меня обманул?»

И сказал Лаван:

«Не делается так в наших местах, чтобы выдать младшую перед старшей сестрой. Заверши неделю с этой, и дадим мы тебе также и другую за службу, что будешь служить у меня еще семь лет других».

И дал он ему Рахель, свою дочь, в жены. И вошел он также к Рахели, и любил он также и Рахель, больше, чем Лею. И служил он у него еще семь лет других.

И увидел Г-сподь, что нелюбима Леа и отверз утробу ее, а Рахель бесплодна.

И зачала Леа и родила Реувена, потом Шимона, Леви, Йегуда.

И перестала рождать.

И завидовала Рахель сестре своей.

И сказала она Яакову:

«Дай мне детей, а нет — мертва я!»

И разгневался Яаков, и сказал: разве я вместо Б-га, который оставил тебя бездетной?!»

И сказала она:

«Войди к рабыне моей, Билге и родит она на коленях моих, и будут мне дети через нее».

И зачала Билга, и родила она Яакову сына Дана, а потом Нафтали.

И увидела Лея, что перестала рождать, и взяла она Зилпу, рабыню свою, и дала ее Яакову в жены.

И родила Зилпа сына Гада, а потом Ашера.

И зачала Леа и родила Яакову Иссахара, а потом Звулуна, дочь Дину, а Рахель родила Йосефа.

И сказал Г-сподь Яакову:

«Возвратись на землю твоих отцов и на родину твою, и Я буду с тобой».

И повел он все свое достояние и все свое имущество, которое приобрел в Падан-Араме, — чтобы прийти к Ицхаку, отцу своему, на землю Кнаан.

Хасидское слово

Жил-был молочник. Каждый день он принимал из рук жены ведра со свеженадоенным молоком… разбавлял его водой и разносил по домам соседей. Не он первый, из поколения в поколение пили горожане разбавленное молоко. Но наш молочник раскаялся и решил больше не разбавлять. Назавтра все покупатели напали на него и стали жаловаться на непривычный вкус молока. Пошел молочник к рабби Менахем-Мендлу из Коцка:

— Таков наш мир, — успокоил его тот, — люди веками привыкали ко вкусу лжи. Они забыли вкус правды и с отвращением выплевывают ее, как твои покупатели — настоящее молоко.

Беседа Ребе

«И вышел Яаков из Беер-Шевы и пошел в Харан». Название города, из которого вышел Яаков, — Беер-Шева (дословно: «колодец семи» или «колодец клятвы») — Тора объясняет двояко: «клятва» — союз, заключенный Авимелехом и Авраамом у колодца; «семь» — намек на седьмой колодец, вырытого Ицхаком, сыном Авраама, после заключения мира с Авимелехом. Оба толкования намекают на спокойствие и благополучие народа Израиля. Слова, завершающие стих: «…пошел в Харан» — намекают на состояние противоположное («ха-ран» от корня «гнев»).

Почему милосердный Всевышний «гонит» еврея из благополучной Беер-Шевы в бурлящий гневом Харан, почему не дано еврею спокойно сидеть в «шатре Торы»?! В качестве ответа на этот вопрос Тора приводит рассказ о жизненном пути Яакова. Яаков был первым из праотцов, всесыновья которого последовали его путем. В Талмуде говорится: «Не как Авраам, из которого вышел Ишмаэль, и не как Ицхак, из которого вышел Эсав, но как Яаков, ложе которого цельно». Когда Якову пришла пора жениться — «строить дом в Израиле», ему было велено выйти из Беер-Шевы, оставить ешиву Шема и Эвера и следовать в Харан. Яаков, родоначальник еврейского народа, казалось бы, должен был оставаться в Беер-Шеве. Почему же ему было велено он покинуть Беер-Шеву и прийти в Харан — место сокрытия Б-жественности, место, где легко давалось совершение грехов, а выполнять заповеди было тяжело. Именно благодаря тому, что Яаков устоял в этом испытании, он и построил дом в Израиле, и мудрецы говорят, что «ложе его цельно» — все дети Яакова пошли его путем, стали праведниками, родоначальниками колен Израиля.

Этот рассказ — урок каждому еврею: именно благодаря столкновению с испытаниями и их преодолению еврей может построить настоящий еврейский дом, светлый и теплый, привести в мир детей, которые не оставят путь отцов. Намеревающийся построить дом в Израиле — еврейскую семью — может подумать: «Хватит. До сегодняшнего дня я достаточно учил Тору, молился и заботился об исполнении заповедей. Сейчас, когда я вынужден столкнуться с «внешним» миром: кормить семью, заботиться о детях, — я должен оставить все это и отдаться изучению обычаев той страны, в которую иду». На это отвечает Тора: нет! Теперь-то и пришло время молитвы, как сказано: «ва-ифга ба-маком» — «обратился к молитве».

Гнев Яакова

Н.Лейбович, «Новые исследования книги Бытие в свете классических комментариев» (http://machanaim.org/tanach/_nleybov/s204-210.htm)

Учителя наши, мудрецы Талмуда, с большой строгостью относились к патриархам, и если видели у них какой-то недостаток или промах — немедля указывали на него и обычно находили в будущем какое-то событие, которое можно было счесть наказанием за несправедливость. Поздние комментаторы не всегда следовали этому пути и иногда пытались оправдать, защитить праотцев или хотя бы смягчить обвинение. Некоторые комментаторы старались понять, как могло получиться, что праведник-патриарх хоть на шаг сбился с того пути, которым должен был следовать.

В главе «Вайеце» Рахель обращается к Яакову с трогательной просьбой:

«И видела Рахель, что не родила Яакову, и позавидовала Рахель сестре своей. И сказала она Яакову: «дай мне детей! а если нет — мертва я!»»

Яаков отвечает на это со странной жестокостью:

«И воспылал гнев Яакова на Рахель, и сказал он: разве я вместо Б-га, который лишил тебя плода чрева?»

Во многих поколениях комментаторы размышляли над этим странным ответом.

Разве заслужила столь гневную отповедь женщина, говорящая о своей боли, о своем несчастье? Разве Яаков не знает, что «не ловят человека на слове в трудную минуту»? Да и что такого особенно страшного нашел он в ее жалобе?

Рамбан, — выделяющийся из всех наших комментаторов особой чувствительностью к психологии, к противоречивости человеческих чувств, к глубинным мотивам поступков, — стремится разобраться, что заставило Яакова сказать такие слова своей любимой жене: «Говорили комментаторы, (что слова Рахель означают:) помолись за меня, а если нет — мертва я; по словам Раши, бездетный считается как бы мертвым, и так сказано в мидраше учителей наших. И удивительно мне: ведь если так — то почему он воспылал гневом, и почему сказал: разве я вместо Б-га? Ведь Всевышний внемлет праведникам. И разве праведники не молятся за других людей? Ведь Элиягу и Элиша молились даже за совсем чужих им женщин.

Мы видим, что именно это поставили Яакову в вину учителя наши в мидраше Берешит Раба; [в мидраше говорится, что] сказал ему Святой, Благословен Он: «Разве так говорят со страдающими?» И простой смысл слов Рахели — «дай мне детей», но на самом деле она имеет в виду, что он должен молиться за нее, пока не будут ей даны дети, а иначе — она убьет себя с горя.

Недостойные речи вела Рахель в ревности своей, и думала она, что Яаков, от большой любви к ней, предастся аскезе, облачится в мешковину, посыплет голову пеплом и будет молиться до тех пор, пока не родятся у нее дети, чтобы она не умерла с горя. И разгневался Яаков, ибо не во власти праведников добиться, чтобы непременно была услышана их молитва. И потому сказал он ей, что не может вместо Б-га призреть на ее бездетность. Ему самому не был страшен [ее упрек], он знал, что не он лишен плода чрева, а она, и потому он сказал так, чтобы уязвить и устыдить ее.

И тогда эта праведница увидела, что не может она полагаться на молитву Яакова, и стала молиться сама за себя Тому, кто слышит вопль, и вот услышал ее Бог.

Вероятно, однако, что учителя наши толковали это так, что не может того быть, чтобы Яаков не стал молиться за свою возлюбленную жену, — но молитва его не была принята; и стала тогда Рахель насмехаться над ним, говоря, чтобы он во что бы то ни стало дал ей детей своей молитвой, ибо он не хуже своего отца, который поступил так же. И воспылал гнев его, и ответил он ей, что это зависит от Всевышнего, а не от него».

Согласно этому толкованию, гнев Яакова воспылал не из-за самой жалобы Рахели, и даже не из-за того, что она говорила с ним тоном избалованного ребенка, как это бывает с любимыми женами, но потому, что он увидел в ее словах извращенное понимание самой сущности молитвы и более того, извращенное понимание отношений между человеком и Всевышним. Ведь тут заключена вся разница между ворожбой, колдовством и всяческими магическими ухищрениями язычников и чистой молитвой, которую обращает человек к своему Создателю. Человек, который обращается к магии, думает, что может подчинить волю Всевышнего своей воле — и тут уже неважно, какие средства он пытается применить: заговоры, жертвоприношения, жесты, пляски, шепчет ли он бессмысленные слова или распевает славословия и литании, возносит плачи и просьбы, — даже если они обладают немалой поэтической силой, — все равно, пока при помощи этих средств он намеревается поработить себе божественное начало, он остается язычником и идолопоклонником. Но тот, кто обращается к Всевышнему с подлинной молитвой, знает, что не в его силах принудить Творца, что Всевышний «совершит то, что угодно ему» (Шмуэль 1, 3:18) и что надо благословлять Его за все — как за добро, так и за зло. Другое объяснение гневу Яакова находит автор комментария «Акедат Ицхак» там, где он говорит о первотворении, о сотворении первой женщины и о двух именах, которые она получила.

«В двух именах: (‘иша’ — взятая от мужчины) и (‘хава’ — мать всего живого) выражено двойное назначение женщины. Как мужчина, она сможет понимать и постигать слова разума и праведности, как делали наши праматери и некоторые другие праведницы и пророчицы. А второе назначение женщины — рождение детей, для чего она является орудием, и возложено на нее рожать и растить детей. И вот, когда женщина не рожает, она не исполняет второе свое предназначение, но может еще выбирать между добром и злом, как и мужчина, у которого нет детей, и сказано о них: «И я дам им в доме моем и в стенах моих память и имя, которые лучше сыновей и дочерей» (Иешаягу, 56:5). Вот почему воспылал гнев Яакова,- чтобы научить ее, что, хотя и не исполнила она свое второе назначение— это еще не смерть.

И Рамбан, и автор комментария «Акедат Ицхак» стремятся оправдать Яакова и объяснить его вспышку, подчеркивая вину Рахели и видя в ее словах нечто большее, чем просто горькое слово человека в час упадка духа.

Но учителя наши, мудрецы мид-рашей, судят Яакова гораздо строже и не склонны облегчать его вину. Мидраш «Берешит Раба»:

«Сказал Яакову Всевышний: «Разве так говорят со страдающими? Жизнью твоей клянусь, что твои сыновья будут вставать перед ее сыном!».

Мудрецы, как мы знаем, применяли особый толковательный прием, видя внутреннюю связь между одинаковыми выражениями, употребленными в разных местах текста и удаленными друг от друга. Так и в этом случае они находят связь между словами Яакова «Разве я вместо Б-га?»- и словами Йосефа, обращенными к его братьям: «Разве я вместо Б-га?» (50:19)

С точки зрения мидраша, связь здесь по контрасту: оскорбление и издевка против ободрения и утешения. Яаков говорит: «Разве я вместо Бога?» женщине, которая обращается к нему в момент кризиса, надеясь на его помощь; но он отвергает ее просьбу, заявляя, он снимает с себя всякую ответственность. Йосеф произносит те же самые слова, утешая и успокаивая братьев, когда, после смерти отца, братья приходят к нему, испуганные ожидаемой местью.