Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Глава 14. Сионистский марксизм (Б. Борохов)



Процесс встречи и взаимодействия социалистических идей и сионистского учения, теоретические истоки которого мы наблюдали у Сыркина, еще более углубляется с развитием революционного социалистического движения на востоке Европы в начале XX века. Многие руководители и деятели революционного движения в царской империи были еврейского происхождения; идея универсального искупления человечества, заложенная в социализме, пленила молодых еврейских интеллигентов, оставивших традиционные рамки черты оседлости и местечка, но обнаруживших, что окружающее общество закрыло перед ними двери. Присоединение к различным подпольным социалистическим течениям, существовавшим тогда в России, служило многим из этих юношей и девушек столбовой дорогой к общественной и духовной эмансипации. Социалистическая революция, считали они, не только сокрушит тиранический царский режим с его машиной угнетения, но и проложит путь к решению еврейского вопроса посредством включения молодого поколения образованных евреев в общее дело избавления человечества. Для поколения, сознательно порвавшего с остатками традиционной еврейской культуры, но отвергнутого русской, господствующей культурой, лозунг Маркса «У рабочих нет отечества» явился верным отражением их бытия — а также их мечты о мессианском Избавлении — возможно, даже в большей степени, чем для русского пролетариата, имевшего корни в национальной и исторической культуре русского народа.

Более того, наиболее крупной и развитой рабочей социалистической организацией на территории царской России конца XIX и начала XX столетия был Всеобщий еврейский рабочий союз — Бунд. Этот союз признавал специфику еврейского вопроса в экономической и культурной областях и не уклонялся от факта, что освобождение еврейских масс Восточной Европы должно быть проведено в социальных рамках, имеющих корни в еврейской исторической традиции. Поэтому Бунд уделял внимание охране и развитию культуры на языке идиш, в котором видел язык еврейской повседневной жизни, являющийся носителем (здесь заметны отклики русского народничества) проблем и трудностей еврейских масс — в отличие от русского и польского языков, усвоенных еврейскими буржуазными слоями, и иврита, символизировавшего для Бунда язык молитвы, религии, клерикализма и прошлого.

Будущее бундовцы видели во включении еврейского пролетариата, сохраняющего собственные культурные рамки, в общее революционное пролетарское движение, так что и в грядущем социалистическом обществе сохранятся культурные особенности и языковое наследие евреев, точно так же, как русский, украинский и польский языки послужат центральным пунктом самоопределения нееврейских групп пролетариата в универсальных рамках всеобщей революции.

При всей заботе о национальной культуре, характерной для Бунда и составляющей для него одно из проявлений новой еврейской национальной индивидуальности в революционной ситуации, его мыслители отвергали любую попытку еврейского национального возрождения, специфически связанную с Эрец-Исра- эль. Переселение в Страну Израиля, воссоздание еврейского общества на ее земле, возрождение языка иврит — все это воспринималось Бундом как узкий национализм, вырывающий еврейский вопрос из комплекса возможных универсальных решений и толкающий евреев назад, в прошлое, к созданию чего-то вроде нового гетто. Для евреев, как и для пролетариата в целом, нет отдельной родины, кроме революции.

На этом фоне следует понять полемическую деятельность Бера Борохова (1881-1917). Он родился в Полтавской губернии на Украине, рос в культурной семье деятелей Ховевей-Цион и уже в молодости соприкоснулся с русским революционным социалистическим движением и с его разнообразными течениями и многочисленными активистами — евреями по происхождению. В этой атмосфере, где национальные чаяния сталкивались с революционным социализмом, Борохов пытался сформулировать то, что впоследствии превратилось в отличающий его мировоззрение синтез, вводящий еврейский национализм в рамки социалистических, марксистских положений и развивающий таким образом сионистский марксизм или марксистский сионизм. Движение Поалей-Цион (Рабочие- сионисты), ставшее с течением времени сначала в России, а затем в Эрец-Исраэль краеугольным камнем сионистского рабочего движения, долгое время воспитывалось на принципах, развитых Бороховым в сочинениях «Классовая борьба и национальный вопрос» (1905) и «Наша платформа» (1906). Обе работы были написаны на русском языке*[1].

В интеллектуальном отношении это было нелегким делом. Классический марксизм видел в национальности всего лишь «надстройку». Главными, согласно марксизму, развитому Энгельсом, Каутским и Плехановым, являются доминирующие интересы классовой борьбы, а национальная идея — это не что иное, как идеология современной буржуазии, принятая ею как мнимое надклассовое прикрытие ее собственных, узкоклассовых интересов. Революционный пролетариат, согласно данной теории, должен сорвать маску с национальной фразеологии, обнажить ее эгоистическую буржуазную основу и посредством международной пролетарской солидарности создать базу для спасительного универсализма мировой революции.

Ясно, что подобные взгляды не облегчали задачу социалистического движения в таких районах, как Центральная и Восточная Европа, где в конце XIX века именно национальные, языковые и культурные конфликты находились в центре общественных интересов. Поэтому по крайней мере в одном из течений социалистического марксистского движения — том, что развилось в многонациональной Австро-Венгерской империи, — можно видеть попытку развить более дифференцированный и не столь упрощенный подход к национальному вопросу. Этот взгляд, прозванный «австромарксистским», стремился дать легитимацию культурно-национальному формированию отдельных групп пролетариата, обладающих различной этноязыковой спецификой, и признавал, что в условиях многонациональной структуры империи Габсбургов этнические различия имеют и социальное значение. Поэтому «австромарксизм» поднял на щит теорию, позволяющую группам пролетариата чешского, хорватского или венгерского происхождения развивать собственные рамки политико-социальной деятельности, не навязывая им немецкий язык господствующих слоев как язык большинства.

Попытка Борохова подкрепить социалистический сионизм ссылками на марксизм делается в немалой мере под влиянием таких теоретиков «австромарксизма», как Отто Бауэр, Макс Адлер и Карл Реннер, стремившихся сочетать марксистский классовый анализ с приданием значения национально-исторической дифференциации. Такой подход позволяет взглянуть на целые этнические группы как на угнетенные, нуждающиеся в национальном освобождении вместе с освобождением социальным.

В работе «Классовая борьба и национальный вопрос» Ворохов утверждает, что учение Маркса признает сложность национальной дифференциации в гораздо большей мере, чем принято считать. Принципы развитого марксизма, полагает Ворохов, содержат теорию классовой борьбы; однако «в мимоходом брошенных учителями марксизма оговорках содержится теория борьбы национальной». Так, подчеркивает Ворохов, в 3-м томе «Капитала» Маркс сам свидетельствует о возможности определенного разнообразия в том, как условия производства в различных исторических обстоятельствах формируют общество. Маркс говорит, что «один и тот же экономический базис может проявляться в различной форме и в бесконечном разнообразии степеней, в зависимости от бессчетного количества разных эмпирических причин, вследствие природных условий, расовых отношений, действующих извне исторических влияний и т. п.».

Это подчеркивание элементов, смягчающих характерный для классического марксизма крайний экономический детерминизм, приводит Борохова к воззрению, утверждающему, что наряду с «вертикальным* делением общества на классы человечество делится и «горизонтально»: «Те группы, на которые разделяется человечество в зависимости от различий в условиях… производства, называются обществами, социально-экономическими «организмами» (племена, роды, народы, национальности)».

Классовая борьба всегда происходит внутри социо- национального коллектива, поэтому в любом данном историческом контексте она имеет особый характер, определяемый своей особой историей данного социо- национального коллектива.

Классовая борьба, согласно Борохову, имеет специфическое значение и форму в тех случаях, когда она переплетается с борьбой национальной. Если целая этническая группа покорена другой этнической группой, победитель навязывает побежденному обществу свою классовую структуру. Пролетариат покоренного общества оказывается в двойном порабощении: классовом — по отношению к буржуазии общества поработителей и национально-языковом — по отношению к тому же обществу поработителей в целом. Представители «австромарксизма» уже признали, что порабощение угнетенных наций выражается в том, что их социальная структура распадается с исчезновением их господствующих слоев. Это произошло, например, с чешской нацией. Сходным образом излагает это и Ворохов: «В гораздо более однородном освещении выступает национализм у народностей подавленных (= угнетенных).

Эти последние всегда поставлены в ненормальные условия производственной жизни. Условия производства…

ненормальны в том случае, если отсутствуют или урезаны территория и ее защитные формы — политическая самостоятельность, свобода языка и культурного развития. Такие ненормальные условия… гармонизируют интересы членов нации. Благодаря внешнему давлению, извращающему и дезорганизующему влияние условий производства, сами производственные отношения и классовая борьба стесняются в своем развитии, ибо стесняется правильное течение способа производства. Классовые антагонизмы ненормально притупляются, и с тем большей силой выступает национальная солидарность».

В этих условиях национальная борьба принимает характер освободительной борьбы угнетенных слоев против господствующих слоев угнетающего их общества: «Помимо особых интересов каждого отдельного класса, нарушаемых гнетом извне, помимо того, что буржуазия стеснена на рынке, а пролетариат лишен свободы распоряжения своим «плацем»[2] — гнет дает себя чувствовать всем индивидам нации, и все они к тому же чувствуют и понимают, что гнет этот — национальный, исходит от чуждой нации и направлен против их национальности как таковой. Язык, например, здесь уже получает значение гораздо высшее, нежели простое средство охраны рынка; когда стеснена свобода языка, угнетенный тем сильнее к нему привязывается, как к самодовлеющей ценности. Словом, национальный вопрос для подавленного (угнетенного) народа сильно отрешается от связи с его основой, с материальными условиями производственной жизни, культурные запросы приобретают самостоятельное значение, и все члены нации заинтересованы в свободе национального самоопределения».

Далее Ворохов отмечает, что в подобных ситуациях развиваются различные течения внутри национального движения; традиционные группировки угнетенной нации — мелкая буржуазия, служители культа, слои, получившие традиционное образование, — придают национальному движению традиционную и реакционную окраску. Но главным носителем национального движения является интеллигенция, которая, если она свободна от узких национальных рамок, способна поднять свой национализм до универсального уровня: «Освободительный процесс по существу своему не националистичен, а национален. Поэтому у передовых элементов угнетенной нации развивается реальный национализм, который не мечтает о сохранении традиций, не гипостасирует их, не обманывает себя фиктивным единством нации…

Реальный национализм — это именно тот тип, который не затемняет классового самосознания. Встречается он только в среде передовых элементов угнетенных наций».

Цель этого «реального национализма» наиболее прогрессивных слоев организованного революционного пролетариата — поставить нацию в нормальные условия производства, дать пролетариату нормальное поле трудовой деятельности и нормальную базу для его борьбы.

Согласно этой концепции, лишь после освобождения от чужеземной власти пролетариат угнетенной нации сможет вести подлинную классовую борьбу в его собственном национальном обществе; пока национальное общество угнетено, классовая борьба искажена, поэтому национальное освобождение жизненно важно для развертывания классовой борьбы.

Если в «Классовой борьбе и национальном вопросе» Ворохов стремился развить общую теорию связи между вопросами национального угнетения, национально-освободительной и классовой борьбы, то в «Нашей платформе» он говорит о применении этих принципов к еврейской национальной действительности.

Основным положением Борохова в этом его программном сочинении является следующее: «Национальный вопрос и национальные движения не суть надклассовые… Национальный конфликт возникает для того или другого класса общества не потому, что производительные силы всего народа сталкиваются с условиями производства, а потому, что развитие производительных сил самого этого класса впадает в противоречие с условиями производства всей его национальной группы». Поэтому возникают различные идеологии среди различных классовых групп национальной единицы — и этим же можно объяснить возникновение разных идеологий в среде разных классовых группировок еврейского общества Восточной Европы. В первую очередь Ворохов выделяет три основные группы еврейского общества: крупную буржуазию, среднюю буржуазию (включая представителей свободных профессий) и пролетариат вместе с прослойками разоряющейся мелкой буржуазии.

По этой причине в среде крупной еврейской буржуазии возникает, согласно Борохову, общая тенденция к ассимиляции. Группами, наиболее склонными к ассимиляции, были слои, принадлежащие к самой состоятельной части еврейского общества; таким образом, существует соответствие между экономическим положением и склонностью к ассимиляции. Поскольку социальное сближение с буржуазной верхушкой было более легким для евреев Запада, чем для восточноевропейского еврейства, ассимиляция распространена в основном среди евреев Запада. «Если бы не «бедные восточные (восточноевропейские) евреи», которые так настойчиво постоянно напоминают о себе то эмиграцией, то телеграммами о погромах, еврейская крупная буржуазия как Запада, так и Восточной Европы очень мало тревожилась бы о еврейском вопросе». Ведь эта буржуазия разрешила проблемы своего экономического существования путем хозяйственного успеха и включения в капиталистическое общество. Однако, несмотря на это, антисемитизм представляет реальную опасность для процесса включения крупной еврейской буржуазии в среду нееврейской буржуазии, вновь и вновь напоминая всему населению о еврейской национальной индивидуальности и стремлениях даже наиболее ассимилированных элементов еврейского общества. Поэтому, вопреки своему экономическому положению и богатству, крупные еврейские буржуа не ощущают себя в достаточной безопасности: антисемитизм угрожает им, как и более бедным слоям еврейского общества. Все это — свидетельство того, согласно Борохову, что пренебрежение национальным моментом при анализе классовой природы крупной еврейской буржуазии сбивает нас с толку. Как иначе можно объяснить шаткое положение крупной еврейской буржуазии в обществе, если не принимать в расчет национальный аспект ее существования? Еврейские буржуа воспринимаются обществом не только как буржуа, но и как евреи, поэтому один лишь экономический анализ недостаточен для объяснения их подлинного конкретного положения.

В этом кроется надклассовый характер антисемитизма, несмотря на его экономические корни. В соответствии с марксистским учением, Ворохов полагает, что антисемитизм коренится в экономических условиях: «Питание же свое этот опасный антисемитизм народных масс черпает из явлений национальной конкуренции между мелкобуржуазными и безработными массами евреев и христиан». Но острие антисемитизма все же направлено как против мелкого торговца-еврея, так и против Ротшильдов и еврейской плутократии в целом. Это ставит еврейского (крупного) буржуа, которого Ворохов именует «еврейским грандом», перед лицом трудной и парадоксальной дилеммы: 4…Еврейский гранд ненавидит эти массы (преследуемые антисемитизмом), но в то же время антисемитизм вечно вновь оживляет в нем давно уже забытые связи с этими самыми массами.

Еврейский гранд несчастен — zwei Seelen wohnen, ach, in seiner Brust (две души обитают, увы, в его груди): душа великолепного европейца и душа невольного покровителя и опекуна этих обездоленных восточных единоверцев… Приходится, скрепя сердце, заняться проклятым еврейским вопросом, стать филантропом, начать заботиться о еврейских эмигрантах, делать сборы для погромленных евреев. Крупная еврейская буржуазия везде и всюду лишь затем и занимается еврейским вопросом, чтобы разрешить его для других, а не для себя…

Цель — избавиться не только от еврейского вопроса, но вместе с тем и от самих непрошеных родичей».

В отличие от внешнего, псевдофилантропического отношения крупной еврейской буржуазии к еврейскому вопросу, для средней еврейской буржуазии и прослойки интеллигенции антисемитизм составляет реальную и непосредственную проблему. Эти слои являются носителем национального движения во всяком обществе, а в еврейской действительности находятся под перекрестным огнем, на столкновении двух противоречивых линий развития. Вместе с капиталистическим развитием данного общества укрепляется и распространяется, с одной стороны, демократизация общества, а с другой — обостряется национальное самосознание. С одной стороны, все большее число евреев из средних слоев достигает, благодаря процессу либерализации и демократизации, ключевых позиций в обществе в целом; с другой — они оказываются во все усиливающемся конфликте с соответствующими слоями нееврейского населения. Евреи — врачи, инженеры, журналисты, торговцы, промышленники — все они оказываются оторванными и изгоняемыми из параллельных классовых группировок нееврейского населения, с которыми они, казалось бы, должны быть связаны классовыми узами. Такой отрыв усиливает элементы культурного национализма в этих еврейских слоях, стремящихся к обнаружению своей особой индивидуальности, благодаря связи с языком, историей и национальным еврейским самосознанием: «Будучи лишены всякой опоры в борьбе за рынок, они склонны желать получить собственный изолированный национальный рынок, они склонны разговаривать о самостоятельном политическом существовании, о еврейском государстве, где они играли бы руководящую политическую роль… Но пока их собственное благосостояние еще не пошатнулось, пока они еще сохраняют за собой среднебуржуазную позицию, пока изоляция и бойкот еще не подрылись под их материальную почву — до тех пор центр тяжести всех их связей и интересов лежит все-таки здесь, в диаспоре, на местах их жительства и обычных занятий».

Итак, крупная еврейская буржуазия относится к еврейскому вопросу филантропически, в то время как буржуазия средняя способствует развитию культурно-интеллектуального национализма, салонного сионизма, не находящего себе реального приложения. С точки зрения Борохова, эти слои не могут быть носителями национально-освободительного движения, так как их экономическая база — несмотря на двусмысленность их положения и общественную изоляцию — заложена все же в существующей хозяйственно-социальной структуре еврейской действительности в диаспоре. Согласно Борохову, в еврейском обществе существует лишь один слой, бедственное положение которого настолько остро, что он не может далее существовать в нынешнем состоянии и неизбежно вынужден искать себе иную экономическую базу и альтернативные пути: это — еврейский пролетариат совместно с еврейской мелкой буржуазией, скатывающейся к пролетаризации. С точки зрения Борохова, еврейский пролетариат Восточной Европы и мелкобуржуазные слои, проходящие быстрый и безжалостный процесс пролетаризации, составляют некое единство, ибо для тех и других возможен только один выход — уйти из стран их проживания. Эмиграция в Америку — пассивный выход для этих слоев, в то время как переселение в Палестину станет для них выходом активным. Эмиграция в Соединенные Штаты пассивна, так как принимает существование американского буржуазного общества как нечто заранее данное и означает примирение с существующей классовой структурой; переселение в Палестину будет активным, ибо в нем заключено созидание нового, революционного общества в этой стране. Во всяком случае, еврейский пролетариат и мелкая буржуазия, для которых нет будущего в Восточной Европе, превращаются в носителей коренных социально-национальных перемен в еврейском обществе.

Простая эмиграция — особенно в Америку — не может, согласно Борохову, решить проблему тяжелого положения еврейского пролетариата и мелкой буржуазии: «Даже взяв в руки страннический посох, она (эта группа) не обретает за морем достаточного удовлетворения своих потребностей. Она быстро разоряется, опускается в нищету, выходит на рынок продавать свою рабочую силу, входит в состав пролетаризирующихся масс — но и здесь ей вдогонку появляется та же роковая национальная конкуренция». Именно потому, что еврейские иммигранты концентрируются в определенном числе городских центров США — Нью- Йорке, Чикаго, Филадельфии, — возникает новый антагонизм между ними и местным еврейским населением, отделяющий их друг от друга и парализующий 327 приспособление к новым условиям. Эмигрантские массы приносят с собой еврейский вопрос и в те страны, где он традиционно не существовал. Они вовлекают в дебри этой проблемы и крупную буржуазию тех стран, где, ввиду небольшого числа проживавших там евреев, не было традиционного антисемитизма.

Согласно Борохову, эмиграция на Запад не решит проблем тяжелого положения еврейских народных масс, а лишь обострит их, перенеся в новые географические и политические условия[3]. Попытки евреев включиться в производственный процесс в новых странах, открытых для эмиграции, также потерпят неудачу; евреи вновь будут оттеснены в область побочных профессий, и повторится явление «опрокинутой пирамиды» искаженной структуры еврейских занятий в диаспоре: обширный слой промежуточных классов и интеллигенции при очень ограниченном фундаменте профессий, связанных с первичным производством, таким, как промышленность и сельское хозяйство.

Все это приводит Борохова к выводу о том, что только территориальная концентрация может разрешить проблему бедственного положения еврейского пролетариата:

 «Противоречие между потребностью в переходе к высшим отраслям производства и невозможностью достигнуть этого концентрацией в крупнокапиталистических странах, где производство средств производства… уже занято туземным населением и нееврейскими иммигрантами, — это противоречие вызывает потребность в концентрировании эмиграции в такой стране, где еврейские эмигранты могли бы сразу занять основные стадии хозяйственного процесса… Требуется, чтобы еврейские передвижения утратили характер простой иммиграции и приобрели характер колонизации…

Возникает, словом, потребность в территориальном разрешении еврейского вопроса».

После немалых колебаний Ворохов приходит к выводу, что такое территориальное решение возможно только в Палестине, ибо только здесь можно построить еврейское общество, начав с основания. Этот процесс будет результатом сочетания стихийного процесса вытеснения еврейских промежуточных слоев из восточноевропейской экономики с сознательной деятельностью еврейского организованного пролетариата, ставящего своей целью коренное преобразование еврейской экономической действительности. Народ не может быть независим, если он не властен над экономической базой всего хозяйства в целом, поэтому национальное бытие еврейского народа не возродится, если евреи не составят основание социально-экономической пирамиды в Эрец-Исраэль. Это способен сделать только пролетариат посредством создания трудовой и творческой базы в Эрец-Исраэль, в то время как простая переброска еврейской буржуазии из диаспоры в эту страну не в силах создать такую базу. Как говорит Ворохов, освобождение еврейского народа будет достигнуто лишь через рабочее движение — или не будет достигнуто вообще.

Согласно Борохову, еврейский пролетариат нуждается в революции больше, чем любая иная группировка, ибо корни его бедствий глубже, чем у пролетариата других национальностей или иных слоев еврейского народа. По этой причине еврейский пролетариат, согласно Борохову, превратится в общественного носителя еврейской социальной революции. Только победа этого пролетариата приведет к освобождению еврейского общества, ликвидируя его зависимость от чужой экономики, и лишь тот, кто властен над экономической базой своего существования, достигнет национальной самостоятельности: ¦Хозяйство той страны, куда евреи направятся, не крупнокапиталистическое и не широко земледельческое, переходное. Евреи туда направятся одни, отдельно от общего эмиграционного потока; это будет страна, где для других народов экономические выгоды иммиграции будут испорчены другими неудобствами. Эта страна будет единственною, доступною для евреев, а изо всех стран, доступных для иммигрантов других народов, она будет лежать по линии наибольшего сопротивления; это будет страна с низким культурно-политическим уровнем жизни. Это будет страна, где крупные капиталы с трудом находят себе достаточное приложение вследствие именно отсталости политической жизни».

Эрец-Исраэль— единственная страна, отвечающая этим условиям.

Аномалия еврейской жизни в диаспоре заключается в том, что она не позволяет социально-экономическому развитию евреев идти тем же путем, каким идет развитие всемирное. Полемизируя с теми еврей- 330 скими социалистами, которые поднимали на щит участие в классовой борьбе нееврейского общества, Ворохов утверждает, что создание еврейского общества в Эрец-Исраэль — это не бегство от универсализма к частной еврейской замкнутости, а нечто обратное.

Только путем создания еврейского общества в этой стране станет возможным включение исторической классовой борьбы евреев в универсальную борьбу мирового пролетариата. Попытка вести такую борьбу, когда все евреи — как буржуазия, так и пролетариат — являются меньшинством в среде нееврейского общества, неизбежно приводит к искажениям, обостряя антагонизм как в стане пролетариата — между еврейскими и нееврейскими пролетариями, так и в лагере буржуазии — между еврейскими и нееврейскими буржуа.

Согласно Борохову, в идее создания еврейского общества в Эрец-Исраэль заключено вовсе не бегство от универсальности. Наоборот, эта идея означает существенное участие во всемирном историческом развитии, ибо только на основе еврейского общества, обладающего собственной производственно-экономической базой, возможно включение евреев в мировой революционный прогресс. Таким образом, Ворохов имел право сказать: «Политическая территориальная автономия для евреев в Палестине… составляет цель сионистского движения… Для пролетарского сионизма — это переходный этап на пути к социализму». Путь к подлинному интернационализму лежит через национальность, а не в игнорировании ее.



[1] Первое сочинение — брошюра, первоначально под названием «Классовые моменты национального вопроса», переиздана в 1917 году; второе — серия газетных статей (псевдоним «Постоянный»), размножена позднее «самиздатом» в машинописи. Приводимые ниже цитаты сверены нами с русским оригиналом (прим. пер.).

[2] «Плац» — как объясняет Ворохов в другом месте брошюры — это рабочее место, рабочая территория.

[3] Ясно, что незнакомство Борохова со сложным многонациональным, плюралистическим характером США приводит его к категорическим выводам, необоснованным реально с исторической точки зрения. С еврейскими иммигрантами в Соединенных Штатах не произошло того, что предвидел Ворохов, ожидая, что американская действительность будет развиваться по образцу более однородных в этническом плане обществ Восточной Европы. Но это не преуменьшает впечатления, какое этот анализ, несмотря на его неточность, произвел на образ мыслей целого поколения еврейских радикалов Восточной Европы, а позднее и Эрец-Исраэль.