Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

12. Оцаа - перенос грузов

ОЦАА — ПЕРЕНОС ГРУЗОВ[1]

Строя Переносной храм в пустыне, евреи периода Исхода из Египта выполняли множество работ, одна из которых — перенесение для нужд строительства отдельных предметов с одного места на другое. Тора выделяет этот вид работ в специальную группу, мы ее будем называть переносом груза, хотя на иврите она называется оцаа, что означает «вынос», и понимается под этим перенос вещей через границы территорий двух видов — частных владений и общих (общественных).

Строительные материалы, нужные для Мишкана, инструменты и пр. выносились из частных владений в общие. Ав-мелаха, однако, включает еще две разновидности: внесение из общественных владений в частные и перемещение (перенос) предметов в общественном владении на расстояние четырех локтей (около 2 метров).

Прежде всего, выясним, что, с точки зрения Торы, является общественным владением, а что — частным. Смысл этих алахических терминов не совсем совпадает с нашими обыденными представлениями.

Частным владением (ршут-аехид) Тора называет место площадью не менее 32 х 32 см и окруженное, как минимум, тремя стенами или перегородками, высота которых не менее метра; примеры: дом, квартира, огороженный двор, любая коробка или мусорный ящик, стоящие на улице. Общественное владение (ршут-арабим) — это место, предназначенное для общего пользования: улица, площадь и любое другое открытое (не огороженное) место шириной не менее 8 метров, если только оно не огорожено с трех или четырех сторон.

Откуда взялось такое необычное определение? Мы уже знаем, что Мишкан был переносным сооружением. Для перевозки на новое место его брусья укладывали поперек на две параллельно соединенные телеги, ширина которых вместе с колесами была приблизительно 16 локтей (около 8 метров). Такова была минимальная ширина «тракта», по которому шел еврейский народ в пустыне. Для сборки на новом месте брусья сгружали с телег, которые были высотой в метр, на «проезжую часть», — эта операция и послужила прототипом запрещенного в Субботу перенесения нош из частного владения (с телеги) в общественное (на дорогу). В обычное время пустыня не приспособлена для общественного движения. Но, когда многочисленный еврейский народ шел по Синаю, его пески напоминали оживленную магистраль.

Теперь можно понять, почему, по мнению некоторых комментаторов Талмуда, «общественным владением» можно назвать только улицы, по которым ежедневно проходят не менее 600 тысяч прохожих. Ведь по участку пустыни, на который сгружались храмовые брусья, проходил народ, насчитывавший 600 тысяч одних только мужчин. Но если опираться на это мнение, можно прийти к выводу, что ршут-арабим — это в лучшем случае центральные улицы современных мегаполисов, а также шоссейные дороги[2], соединяющие крупные города. Однако многие авторитеты утверждают, что только в пустыне, совершенно не приспособленной для передвижения людских масс, требуется наличие 600 тысяч человек, чтобы превратить ее в «проезжую часть», обычная же дорога или городская улица шириной в 8 метров, предназначенные для движения транспорта и пешеходов, считаются по Торе «общественными владениями» и при менее плотном людском потоке.

Нетрудно заметить, что многие места по определению не входят ни в ршут-аехид, ни в ршут-арабим; это поля, сады, узкие переулки и т.п. Каждое из этих мест обладает одновременно двумя противоположными качествами: они открыты, т.е. не огорожены, и в то же время не приспособлены для движения большого числа людей, потому что ширина их не достигает восьми метров или потому что они просто неудобны для передвижения. На языке Талмуда такие места называются кармелит.

По закону Торы, нет запрета выносить вещи из дома в кармелит или перемещать внутри кармелита с места на место, но мудрецы такие действия запретили, опасаясь, как бы несведущие люди по аналогии не позволили себе выносить вещи из дома в настоящее общественное владение.

Что касается настоящего общественного владения, то, по закону Торы, нельзя выносить какие бы то ни было предметы из частного владения в общественное и наоборот любым способом: в руках или в кармане, волоча по земле, передавая из рук в руки или бросая. Мидерабанан нельзя выносить вещи также из дома в кармелит и наоборот.

В общественном владении (и внутри кармелита) можно перемещать вещи на расстояние, не превышающее четырех локтей (около 2 метров). В Торе сказано (Шмот 16:29-30): «Смотрите, ведь Всевышний дал вам Субботу, поэтому в шестой день Он дает хлеба на два дня: оставайтесь же каждый на своем месте, пусть никто не выходит со своего места в седьмой день». Устная Тора утверждает, что Моше не требовал от людей оставаться всю Субботу в шатрах, не выходя наружу. Его гнев обрушился на тех, кто, несмотря на предупреждение, вышел в Субботу с сумками за пределы лагеря собирать ман («манну небесную»). Напомним, что Синайская пустыня в то время представляла собой ршут-арабим, и ходить по ней с сумками было нельзя. Вместе с тем Моше прибавил: «Оставайтесь каждый на своем месте», т.е. можно переносить предметы в пределах того, что называется местом человека. Минимальное «место» обладает размером в четыре локтя: столько занимает человек, лежа на земле и вытянув руки и ноги.

Талмуд говорит, что по закону Торы можно переносить вещи и на расстояния, превышающие два метра, но только «короткими перебежками» — каждый раз перемещаясь без задержек менее чем на четыре локтя и немного отдыхая в промежутках. Но мудрецы запретили и это, опасаясь, что, забывшись, человек пронесет вещь сразу на четыре локтя разом — в нарушение закона Торы. Разрешается лишь передавать вещь из рук в руки другим людям, даже если таким образом предметы выйдут за пределы двух метров.

Позвольте лирическое отступление. Вспоминаю, как много лет назад мне пришлось побывать в Нью-Йорке. В пятницу, заранее закончив все дела, я увидел, что до начала Субботы еще достаточно времени, и решил выполнить просьбу своего тестя — посетить его пожилую тетку, живущую в Бронксе. Но дорога заняла больше времени, чем я предполагал, да и тетушка никак не хотела меня сразу отпускать, так что, выходя от нее, я был, что называется, в цейтноте. Вдобавок поезд метро, в который я сел, с самого начала так медленно ехал, что я начал нервничать. А тут еще на одной из станций нам вежливо сообщили, что линия повреждена и в ближайшее час-полтора поезда ходить не будут. Делать нечего, я вышел на улицу и стал искать такси. Обнаружил я себя в районе не самом благополучном; по пустынным заброшенным улицам время от времени проезжали старые разбитые машины, но такси среди них не было. Минут через двадцать мне все же удалось остановить машину «кар-сервис», и тут мои приключения только начались. Водитель-итальянец не знал, как проехать в нужное мне место, и, не зная английского языка, решил сделать крюк и заехать на итальянскую бензоколонку, чтобы расспросить о дороге.

Солнце уже клонилось к западу, стрелки часов неумолимо приближались к «красной черте», меня охватило настоящее беспокойство. Еще утром я получил солидную сумму денег, которую должен был отвезти с собой в Израиль и передать людям. Если до захода солнца я не доеду до дому, мне придется выйти из машины и оставшийся путь пройти пешком. Это меня не пугало — всего-то два-три часа прогулки. Но что делать с деньгами? Ведь их нельзя носить по улицам города! Нью-Йорк с его многомиллионным населением и широченными улицами — это классический случай ршут-арабим мидеорайта, ни о каких послаблениях тут и речи быть не может. Итак, господа, что делать? Я буду вынужден бросить бумажник с деньгами, чеками и паспортом. При одной мысли об этом меня прошиб пот. Деньги не мои, где я возьму несколько тысяч долларов расплатиться с людьми, которым они принадлежат? Пришлось напрячь свою память: может быть, в алахв есть какой-то выход из положения? Но ничего не придумывалось… И, слава Б-гу, успел-таки добраться до своих гостеприимных хозяев как раз перед наступлением Субботы…

В дальнейшем мне захотелось выяснить: если бы я не успел добраться вовремя, был ли у меня какой-либо выход из положения? И вот что я нашел в Шульхан-Арухе. Тот, кто находится в пятницу в пути и замечает, что начинает темнеть, может отдать кошелек нееврею, на которого можно положиться, чтобы забрать его по окончании Субботы. Если такого человека поблизости не оказавается, можно нести деньги «короткими перебежками», каждый раз передвигаясь менее чем на четыре локтя и останавливаясь в промежутках. И хотя выше указывалось, что в обычных обстоятельствах такой способ переноса вещей запрещен, все же мудрецы, прекрасно зная людскую природу, понимали, что человек не выдержит серьезного испытания: не найдя в себе сил расстаться с деньгами, он сознательно преступит закон и понесет кошелек, не останавливаясь. Из двух зол ими было выбрано меньшее. Поэтому Талмуд разрешает в критической ситуации нарушить запрет мудрецов древности во избежание нарушения куда более строгого запрета Торы.

Описанным способом можно донести кошелек почти до самого места назначения. Почему почти? Да потому что занести его с улицы во двор или в дом нельзя даже методом «коротких перебежек». Можно, однако, сделать это бешинуй, измененным способом, не таким как обычно. При этом снова нарушается не закон Торы, а постановление мудрецов. Но Талмуд, как мы уже отметили, в таком случае не настаивает на запрете, чтобы не ставить людей перед непреодолимым испытанием.

Мы говорили о деньгах. Другие, менее важные предметы переносить по ршут-арабим «короткими перебежками» нельзя. Обнаружив в кармане авторучку, носовой платок или кипу, следует, не останавливаясь и не медля, бросить их несколько измененным образом, — например, вывернуть карман наизнанку, чтобы они сами выпали. Носовой платок можно потом поднять и обмотать вокруг шеи, а кипу надеть под шляпу, но не следует одевать ее на ходу. Для понимания этой странной, на первый взгляд, алахи потребуется пространное объяснение, которое мы позволяем себе опустить.

Внутри частного владения по закону Торы можно перемещать предметы, однако мудрецы установили некоторые ограничения, о которых речь пойдет ниже.

Здесь нам хотелось бы привести слова известного психолога Э. Фрома, человека, далекого от еврейской традиции, но наделенного чуткой наблюдательностью. Он отметил:

«Анализ субботнего ритуала неоспоримо показывает, что его сущность — отнюдь не в утомительной обрядовой педантичности. Подлинный смысл Субботы — в концепции труда и отдыха, совершенно отличных от сегодняшних представлений.

Прежде всего, работа в библейском и талмудическом понимании — не просто набор физических действий. Это гораздо более значительное понятие, которое можно определить следующим образом: работой является любое созидательное или разрушительное вмешательство человека в жизнь природы, а отдых — это отказ от такого вмешательства. Иными словами, в Субботу человек представляет природу самой себе, никак не изменяя ее, ничего в ней не разрушая, ничего не созидая. Суббота — день «перемирия» между человеком и природой, а работа — это все то, что может нарушить указанное перемирие, сведя на нет некое равновесие.

В самом деле, строительство дома является работой и в свете библейских концепций, и в современном представлении. Но такие действия, как сорвать цветок или зажечь спичку, не требуют физических усилий, — они лишь символизируют вторжение человека в естественный ход природных событий, нарушают мир между человеком и вселенной. И поэтому они запрещены.

Такой же смысл имеет и талмудическое запрещение поднимать любую вещь, как бы мало она ни весила. Само по себе поднятие тяжестей в Субботу не запрещено. Внутри своего дома разрешается поднимать самый тяжелый груз, и это не будет нарушением субботнего ритуала. Но в чужих владениях (будь то частный дом или находящаяся в общем пользовании улица) нельзя поднять даже носовой платок. В этом запрете находит выражение другая идея — когда «перемирие» устанавливается уже не с природой, а с окружающими людьми.

Иначе говоря, субботний ритуал предписывает человеку не только не вмешиваться в природные процессы, но и воздерживаться от изменения социальных условий. Следовательно, Суббота символизирует состояние абсолютной гармонии между человеком и природой и между человеком и человеком. Не работая — иными словами, не участвуя в процессе естественных и социальных изменений, — человек освобождает себя от оков природы и социума, пусть всего лишь на один день в неделю».

Что можно сделать, чтобы в Субботу было разрешено носить вещи по улицам, по которым мы ходим? Очевидно, эти улицы нужно превратить в ршут-аехид, т.е. в место, окруженное перегородками, как минимум, с трех сторон. На большинстве улиц и переулков уже есть две параллельные перегородки: это стены домов или дворов по обе стороны. Для того чтобы превратить переулок в ршут-аехид, надо сделать на третьей стороне чисто символическую перегородку — цурат-апетах, т.е. нечто вроде ворот в форме буквы П, обозначающих вход или выход. Такой символической перегородки достаточно для узкой улочки и переулка, по которым ходят мало людей, и носить по ним запрещено только мидерабанан.

Вопрос: может быть, таким способом можно разрешить перенос вещей по всему городу? Окружим его со всех сторон столбами, на которые натянем проволоку, так получатся символические перегородки в виде буквы П, цурат-апетах, и весь город превратится в одно большое «частное владение». Чем не решение?

Не будем спешить, не все так просто. Дело в том, что в современных городах всегда есть улицы шириной больше восьми метров, рассматриваемые как ршут-арабим, и носить по ним вещи запрещено Торой. Цурат-апетах не может превратить такие улицы в «частные владения», потому что активное движение транспорта и пешеходов, свободно проходящих через такую «перегородку», лишают ее всякого смысла (какой смысл в символической перегородке, когда «невооруженным глазом» видно, что тут никакой перегородки нет?). Только установив настоящие двери, которые закрываются на ночь, можно превратить ршут-арабим в «частное владение». Подобное решение было возможно в древних городах, обнесенных крепостными стенами, но в наше время это нереально. И поскольку вроде бы нет никакой возможности разрешить перемещать предметы в ршут-арабим, то на первый взгляд, проблема неразрешима.

Тем не менее, некоторые современные города обносятся символическими перегородками из столбов и проволоки, а на их улицах по Субботам можно увидеть религиозных евреев, несущих самые разнообразные предметы. Они полагаются на многочисленных комментаторов Талмуда, утверждающих, что только магистрали, по которым ежедневно проходят не менее 600 тысяч прохожих, считаются «общественным владением». Менее оживленные улицы, даже весьма широкие, могут быть превращены в «частное владение» с помощью символических перегородок. (Имеется еще целый ряд соображений, но их изложение выходит за рамки нашей книги.)

В очень крупных городах с многомиллионным населением такого разрешения недостаточно; поэтому остается один выход — огородить отдельные кварталы, в которых нет широких улиц, и не выносить ничего за их пределы.

Добавим, что многие евреи стараются не носить предметы в Субботу даже в небольших городах, окруженных символическими перегородками, потому что приведенное выше разрешение несколько проблематично. Во-первых, выше нами уже отмечалось, что, согласно ряду авторитетов, улица шириной в 8 метров, предназначенная для движения транспорта и пешеходов, считается по Торе общественным владением, даже если по ней не проходит 600 тысяч человек в день. Во-вторых, символическая перегородка вокруг наших городов тянется на многие километры, и если проволока порвалась хотя бы в одном месте, вся перегородка негодна. Ко всему прочему существует еще и третья проблема, о которой речь пойдет ниже.

Итак, чего мы добились, окружив город или его отдельные районы перегородками? Мы добились того, что теперь любое огороженное место превратилось в ршут-аехид. И, как следствие из этого факта, отныне разрешается перемещать предметы, находящиеся на улице. Но этим не сняты все вопросы, поскольку выносить предметы из дома на улицу все еще нельзя.

Почему нельзя? Мудрецы опасались того, что несведущие люди могут впасть в заблуждение, а именно: не зная, что «частное владение» и «общественное владение» — это всего лишь алахические понятия, они сочтут улицу, принадлежащую всем ее жителям, общественным владением. И не просто сочтут, а сделают практический вывод: наблюдая, как жители данного района спокойно выносят из своих частных домов на общую улицу разные предметы, люди придут к опрометчивому выводу, будто можно выносить из частного владения в общественное даже в тех местах, где нет никаких ограждений. Не все поймут, что, благодаря символическим перегородкам, улицы города или квартала, принадлежащие десяткам или сотням тысяч жителей, стали частным владением — ршут-аехид.

Во избежание такого заблуждения мудрецы запретили выносить вещи из дома в общий двор или на улицу даже в городе, который обнесен стенами, если не выполнено специальное постановление, которое называется эрув-хацерот, буквально «смешение дворов». Суть его в том, что жители двора, огороженного квартала или всего города, объединяются на Субботу в своего рода «коммуну», отказываясь от права на личное пользование своими домами. Таким образом, все огороженное пространство, включая дома, дворы и улицы, превращается в одно общее владение; в результате нет повода для указанного заблуждения.

Для создания «коммуны» достаточно, чтобы все объединились на общую трапезу «в складчину». То есть, в каком-то определенном месте в городе должна находиться пища, принадлежащая всем горожанам, «членам коммуны». Дом человека, — говорили мудрецы, — расположен там, где лежит пища, которую он ест. Нет необходимости в том, чтобы все жители садились в Субботу за один общий стол; достаточно того, чтобы где-то лежала совместная пища: объединившись вокруг нее, жители данного района (двора, улицы, квартала) тем самым провозглашают объединение всех своих частных владений в одно общее владение.

На практике это делается так. Местный раввин или уполномоченные им люди покупают пачку мацы (маца может прекрасно храниться целый год, так что не нужно проделывать эту процедуру еженедельно) и, подарив ее всем евреям, живущим в городе (или районе), кладут ее в синагоге, произнеся формулу: «Этим эрувом да будет разрешено всем жителям выносить из дома в дом и из дома на улицу.»

Понятно, что человеку, не знакомому с логикой постановлений мудрецов, эти правила могут показаться попыткой обойти запреты при помощи игры «понарошку»: как будто перегородки, как будто совместная трапеза в виде пачки мацы и т.д.

Рассказывают, как жители одного местечка обратились к полицмейстеру с просьбой разрешить им сделать эрув вокруг еврейских кварталов. «А что это такое?» — спросил тот. «Видите ли, Ваше превосходительство, по Субботам нам можно носить только в огороженных местах. Так вот, мы хотели бы установить вдоль улицы несколько шестов, натянуть на них проволоку, и для нас это будет как будто забор, который, поверьте, никому не помешает!» На это он им ответил: «Знаете что, не ставьте никаких шестов, а представьте себе, будто вы их как будто уже поставили»…

Напомним еще раз, что символические перегородки в виде буквы «П» и эрув не помогают в тех местах, где предметы запрещено носить по закону Торы (ршут-арабим). Но в ряде случаев, разрешенных Торой, мудрецы, опасаясь ошибок со стороны жителей, ввели запрет на перенос и указали, каким образом снимается этот запрет. Знание человеческой натуры и богатейший жизненный опыт подсказали им, что свершения такого символического действия как объединение вокруг общей пищи достаточно, чтобы предотвратить ошибки несведущих людей.

Все же эрув — не пустая формальность. При несоблюдении ряда условий он не действует. В частности, по постановлению мудрецов, люди, отрицающие постановление эрува, а также неевреи не могут стать членами «коммуны». Их дома всегда остаются в частном владении, а улица оказывается совместным владением, принадлежащим им и «коммуне», так что запрет выносить предметы из домов, принадлежащих «коммуне», на улицу, принадлежащую нескольким владельцам, останется в силе. Что делать в таком случае?

Выход найден такой. Считается, что в наше время евреи, не соблюдающие заповеди, не относятся к категории «отрицающих эрув». Не получив еврейского воспитания в детстве, они не имеют никакого понятия об эруве, поэтому вряд ли можно сказать, что они его отрицают7. И хотя с этим утверждением согласны не все авторитеты8, на практике полагаются на него. Те же, кто придерживаются другого мнения, не полагаясь на городские эрувы, предпочитают районные эрувы вокруг религиозных кварталов или вообще ничего не носят вне домов.

С неевреями проблема более сложная. Талмуд говорит, что есть только один способ ее решения — снять на Субботу квартиру нееврея. Тогда она становится на время нашей — и нет никаких проблем. Однако, чтобы не слишком осложнять нам жизнь, мудрецы постановили, что не обязательно снимать нееврейскую квартиру у ее непосредственного хозяина, достаточно заключить сделку с любым из жильцов, которые имеют право входить в эту квартиру без спроса и держать в ней свои вещи. Опираясь на это правило, раввины последних поколений ввели практику съема нееврейских квартир всего города у полиции: ведь полицейские имеют право при необходимости входить в дома жителей без спроса. Правда, и здесь возникает ряд сложностей.

Резюмируя, скажем, что для создания городских эру-вов нужно почти во всех спорных вопросах опираться на «разрешающую» точку зрения. Неудивительно поэтому, что всегда находятся люди, серьезно относящиеся к алахе и не полагающиеся на такие эрувы. Впрочем, районные эрувы вокруг отдельных религиозных кварталов, существующие в ряде городов, более надежны, и большинство из них отвечают самым строгим критериям.

Римский наместник Турнус Руфус как-то спросил у раби Акивы: «Если Всевышний почитает Субботу и субботний покой, то почему Он и в этот день пригоняет ветры, нагоняет облака, проливает дождь и выращивает травы?»

Вопрос неплохой. Действительно, мир живет и «работает» всю неделю. Где остановка в седьмой день? Где прекращение работы? Почему жизнь не замирает с наступлением Субботы?

Раби Акива ответил: «Две семьи, имеющие общий двор, не имеют права выносить вещи из домов в этот двор, если ими не сделан эрув. Но если двор принадлежит только одному жильцу, разве нуждается он в эруве? Так и Всевышний: поскольку весь мир принадлежит Ему и «соседей» у Него нет. Он может перемещать облака с места на место».

Вам не кажется ответ раби Акивы странным? Эр/в не надо делать одинокому жителю, а поэтому пусть природа «трудится» и в Субботу! Какая связь? Разве тому, кто живет один, позволено делать запрещенные мелахог? Может быть, раби Акива хотел всего лишь отмахнуться от вопроса, заданного чужеземцем? Но тогда зачем Талмуд доносит до нас его слова?

Скорее всего, раби Акива говорил принятым в ту эпоху аллегорическим языком. Попробуем, насколько нам это удастся, расшифровать его мысль. В течение первых шести дней Творения Всевышний постоянно преобразовывал мир, создавал что-то новое. И вот наступила Суббота. Слово шабат означает прекращение, остановка. Субботний покой знаменует собой то, что Всевышний прекратил преобразовывать и изменять мир. Начиная с седьмого дня Творения не создается ничего нового, только воспроизводится и сохраняется то, что было создано в шесть дней.

Всевышний подвел черту под Творением. Он как бы сказал «хватит», ограничив созданный Им мир, т.е. не позволив ему расширяться до бесконечности. Правда, в утренней молитве мы говорим, что Создатель ежедневно обновляет Свое мироздание, но это только означает, что воссоздается то, что уже было создано. Вчерашнее существование мира не является причиной его сегодняшнего существования. Творение, созданное из ничего по воле Всевышнего, постоянно нуждается в Его поддержке и обновлении. Нам кажется, что мир устойчив и время в нем течет непрерывно, подобно реке, но на самом деле время состоит из не связанных друг с другом мгновений, потому что бытие постоянно воссоздается из ничего. Мы подобны кинозрителю, видящему на экране непрерывно движущуюся картину, хотя пленка представляет собой череду отдельных, в прямую не связанных друг с другом кадров; просто, благодаря быстрой сменяемости проекций кадров на экране, у нас возникает ощущение непрерывности изображения. Так и мир, он постоянно создается, но не изменяясь, а воспроизводясь в своей первоначальной форме.

«И благословил Всевышний седьмой день и освятил его, ибо в этот день прекратил всю Свою работу, которую сотворил для того, чтобы сделать». Как понять конец этого странного предложения?

Рамбан объясняет его так. Шесть дней Творения будут «делать», т.е. действовать и в дальнейшем, вся история шести тысяч лет будет состоять из них. До конца истории циклу из первых шести дней предстоит повторяться вновь и вновь. В каждом из этих шести дней заложен потенциал, который реализуется и развивается на протяжении веков. Ничего нового в материи уже не возникнет. Все существующее делится, расчленяется, разветвляется, но это уже комбинаторика, а не появление принципиально нового из ничего. Только духовная деятельность человека приносит в мир нечто, чего не было раньше.

Раби Акива сказал, что вынос вещей из частного владения в общественное — не что иное, как млаха-груа, незначительная, далеко не самая важная работа, потому что в ней отсутствует конструктивный, созидательный элемент. Действительно, что изменилось во вселенной, если какой-то предмет вынесли из дома на улицу? Работа, совершаемая Всевышним в Субботу, еще меньше походит на созидание; можно охарактеризовать Его действия как перемещение предметов внутри одного большого частного владения. Иными словами, ничего нового Он не создает, а только воспроизводит и осуществляет то, что сотворил в шесть дней. Это и был ответ еврейского мудреца.

(По раву Э. Раковскому)

КАК ВЕСТИ СЕБЯ ТАМ, ГДЕ НЕТ ЭРУВА

В тех местах, где нет эрува, нельзя выносить из дома ни одну вещь, даже самую незначительную, а ту вещь, что находится на улице, нельзя перемещать на расстояние, превышающее четыре локтя (около двух метров). Вынося из дому (или перенося по улице) какой-либо предмет обычным способом, как это принято у людей, например, в руках или в кармане, человек нарушает закон Торы; но, если он выносит необычным, измененным способом, нарушается только постановление мудрецов.

Очевидно, что запрет распространяется лишь на те предметы, которые можно назвать «ношей». Само собой понятно, что к ним не относятся одежда и украшения.

А теперь дадим определение тому, что называется одеждой. Оказывается, всё не так просто, как представляется на первый взгляд.

Одежда — это то, что люди надевают на тело, чтобы прикрыть наготу и защитить себя от непогоды; причем делают они это принятым образом. Последнее добавление — о принятом образе — не случайно. Так, например, некоторые законоучители разрешают выходить в пиджаке, накинутом на плечи, поскольку это тоже принятый способ ношения одежды. Но сложить пиджак и перебросить его через плечо, чтобы пройтись в таком виде по субботним улицам, уже нельзя: это не принятый способ ношения пиджака.

Можно надеть верхнюю одежду поверх нижней, если и в будни принято одеваться таким образом. Разрешается надеть шляпу поверх кипы (ермолки), если шляпа при этом будет крепко держаться на голове (иначе ее может сдуть ветром, и, подняв ее, человек может забыться и понести ее в руках).

Идя утром в синагогу, еврей может завернуться в та-лит-гадолъ, подняв его края и закинув их на плечи, чтобы кисточки цицит не волочились по земле; но не следует класть весь талит на плечо в свернутом виде или нести его, обмотав вокруг шеи наподобие шарфа: ведь таким образом талит обычно не носят.

Согласно букве закона, можно ходить в перчатках (или варежках), — они считаются видом одежды. Однако желательно, вспомнив детство, пришить (до Субботы) или привязать их к пальто. Ведь вполне возможно, что на улице человек снимет перчатку для того, чтобы, скажем, протереть глаз или чтобы поздороваться с товарищем, и, забыв о Субботе, пронесет снятую перчатку в руке. Пришитая же перчатка, даже снятая, считается не ношей, а частью той одежды, с которой составляет единое целое. Впрочем, в случае сильного мороза нет необходимости пришивать или привязывать варежки к рукавам шубы или пальто, поскольку, даже забыв о Субботе, никто из-за холода не понесет их в руках.

Можно ли выходить в ршут-арабим в одежде, к которой пришиты или прикреплены другие предметы? Отвечая на вопрос, посмотрим, о каких предметах идет речь. Безусловно, можно выносить все, что выглядит как неотъемлемая часть костюма. Поэтому разрешено ходить в куртке с капюшоном, даже если им не собираются покрывать голову. Можно расхаживать в плаще, не завязывая пояса, который продет в петли плаща.

К классу разрешенных для выноса вещей относятся и такие предметы, которые, не являясь служебными элементами одежды, прикрепляются к ней согласно обычаям или установлениям данной местности и эпохи. Такие предметы как бы становятся частью костюма, потому что теряют собственную значимость. Как на классический пример, описанный в алахической литературе Средних веков, сошлемся на раввинское разрешение выходить в ршут-арабим с желтой заплатой или звездой Давида. Эти знаки евреи были обязаны носить за стенами гетто. Поскольку с ними ходили каждый день, они стали частью еврейского костюма той эпохи…

Аналогично, если к одежде пришиты или надежно прикреплены предметы, которые функционально бесполезны и сами по себе совершенно не существенны (не важны), можно считать их частью костюма. Поэтому разрешается выйти в ршут-арабим в одежде, на которой осталась «метка» после химчистки или магазинная наклейка с ценой. Правда, возникает вопрос, можно ли назвать неотъемлемой частью одежды наклейку, висящую на видном месте, которую забыли снять до Субботы? Ведь есть опасение, что при первой возможности ее снимут, а значит, нельзя ее считать частью костюма. С другой стороны, из-за полной никчемности такой наклейкой можно пренебречь. Взвесив все аргументы, составитель сборника «Минхат Ицхак» разрешил надеть такой костюм — но только если нет другого.

Предметы, которые не функциональны как часть костюма и их не принято прикреплять к нему (при условии, что они хоть сколько-нибудь важны сами по себе), — нельзя пришивать к одежде для того, чтобы вынести их в ршут-арабим. Отсюда следует, что, находясь в городе, где нет эрува, мы не можем носить по улицам ключ от квартиры, подвесив его к поясу. Практический совет: следует заранее приготовить специальный «субботний пояс», в котором ключ будет использован в качестве пряжки. Легче всего сделать это с простым ключом, на конце которого есть зубцы или выступы: один конец веревки привязывается к кольцу ключа, а на другом делается петля, которая надевается на зубцы и затягивается[3]. Главное — помнить, что использовать такой пояс можно только вместо обычного, но не вместе с ним.

Однако, найдя разрешенный способ выносить ключ в качестве пряжки от пояса, мы еще не решили всей проблемы. Надо знать, как им пользоваться. Правила таковы: перед выходом из дома мы убеждаемся в том, что пояс застегнут. Выйдя за дверь, расстегиваем пояс (снимаем петлю с зубцов) и, не снимая ключа с веревки, запираем дверь. Не двигаемся с места, пока не застегнулись. Потом гуляем, наслаждаясь субботним покоем. А при возвращении домой проделываем всю операцию в обратном порядке: снимаем ключ с петли, открываем дверь, застегиваемся — и лишь тогда входим.

В тех местах, где нет эрува, нельзя ходить в жакете, «вешалка» которого оторвана с одного края, потому что, хотя она уже не служит одежде, все же продолжает сохранять собственную значимость: ведь когда-то ее пришьют. Так же желательно не выходить в рубашке или костюме с пуговицей, которая висит, что называется, на честном слове. То же самое, если пуговица держится крепко, но порвалась петля, в которую ее вставляют.

Мы уже говорили, что предметы, которые принято прикреплять к костюму, становятся его частью даже если ничем ему не служат. Стало быть, можно выходить в жакете с пришитыми к нему резервными пуговицами, поскольку так сегодня эти жакеты и продают. Впрочем, некоторые авторитеты запрещают выходить в такой одежде, требуя, чтобы запасные пуговицы были заранее сняты. Но вот уже декоративные пуговицы разрешены согласно всем мнениям — ведь они висят лишь для украшения.

Когда обрывается одна из четырех кистей цицит, оставшиеся целые кисти перестают быть частью талита, потому что заповедь цицит выполняется только если на прямоугольном одеянии висят четыре кисти. Поэтому желательно проверить свои цицит перед выходом в ршут-арабим. Если, находясь в месте, где нельзя переносить предметы только по постановлению мудрецов, мы обнаруживаем, что цицит негодны, можно не снимать талит, пока не придем домой. Но, если неприятность произошла в большом городе, в котором нельзя переносить предметы по закону Торы, талит придется снять немедленно. Издавая постановления, мудрецы — и это общее правило — заботились о чести человека, поэтому не требовали от человека готовности на публике снять с себя нижнюю одежду. Но по поводу запрета Торы сказано: «Перед Всевышним нет ни мудрости, ни разума, ни совета». Т.е. мы не считаемся с неудобствами или стыдом — даже самых мудрых и важных людей, — когда речь идет о запретах мидеорайта.

Разрешено выйти в общественное владение с носовым платком, но не положив его в карман, а обмотав вокруг шеи наподобие шарфа или повязав как шейный платок. Если он слишком для этого мал, нельзя просто положить его под воротник, но можно обвязать вокруг незастегнутого рукава рубашки, наделив его функцией запонки. Если и это невозможно, а вы страдаете от насморка, можете положиться на авторитетов, разрешающих в стесненных обстоятельствах просто обмотать носовой платок вокруг руки. В городах, где есть эрув, даже тот, кто на него не полагается, всегда может носить платок таким образом.

Еще одна важная тема. В Талмуде сказано, что предметы, единственное назначение которых — защищать одежду от грязи (своего рода одежда для одежды), сами не считаются одеждой в общепринятом значении этого слова, а поэтому в них нельзя выходить в ршут-арабим. Причем комментаторы утверждают, что это правило не касается предметов, которые защищают не только одежду, но и тело человека от непогоды, даже если их надевают для сохранения одежды. Наилучший пример — галоши, надеваемые поверх обуви: они защищают обувь от грязи, а ноги — от сырости, а значит, они сами — обувь. То же самое можно сказать о легких плащах[4] и накидках, которые надевают поверх пальто.

И еще одно исключение, указанное в Талмуде: в Субботу разрешены предметы, которые, строго говоря, сами не являются одеждой, но мы их носим как одежду (дерех-малъбуш), — например, вещи, которые носятся не на теле, а поверх одежды. Согласно раву Моше Файнштейну, речь идет о том случае, когда предмет, надеваемый поверх одежды, покрывает не только ее саму, но и незащищенные части тела. Например, полиэтиленовая косынка, которую повязывают поверх платка для того, чтобы тот не намок под дождем, запрещена, но та же самая косынка разрешена, если она покрывает не только платок, но и открытые части головы, например, щеки или шею. Другие законоучители дают более простое определение: все, что мы надеваем на себя подобно одежде, разрешено; запрещено же только то, что набрасывается сверху на одежду для ее сохранения.

Два приведенных мнения — не просто теоретический спор. Есть конкретная проблема — полиэтиленовый чехол, который надевают в дождливую погоду поверх шляпы. С одной стороны, такой чехол не защищает тело, т.е., в отличие от галош, не спасает человека от дождя, и носят его только для того, чтобы уберечь шляпу, которая под дождем портится. Но, с другой стороны, его не накидывают сверху, а именно надевают на шляпу. Неудивительно, что мнения авторитетов разошлись. Рав Файнштейн таким чехлом пользоваться запретил, а его оппоненты разрешили. Причем рав Ойербах прибавил, что обсуждаемый нами чехол можно считать интегральной частью шляпы, поскольку формой и размерами он точно повторяет шляпу и используется только для нее. Мы же здесь добавим, что в городах, где есть эрув, даже тот, кто на него не полагается, может опереться на мнение раввинов, разрешающих носить этот вид шляпного покрытия.

* * *

Выше уже упоминалось, что запрет Торы не распространяется на украшения: кольца, серьги, ожерелья, бусы, заколки, браслеты и пр. Однако мудрецы Талмуда не разрешили выходить в подобных украшениях в ршут-арабим и кармелит. Они исходили из опасения, что женщина, повстречав подругу, захочет показать ей драгоценность, снимет ее с себя, после чего, забыв о Субботе, пронесет в руке несколько шагов[5]. Тем не менее, несмотря на раввинский запрет, испокон веков женщины не отказываются от украшений, выходя на улицы там, где нет эрува. Причем в алахической литературе приводятся различные объяснения, почему раввины не боролись против этого обычая. Согласно одному из объяснений, требование отказаться от украшений в Субботу, когда женщина выходит из дому на улицу, оказалось психологически невыполнимым: если на нем настаивать, женщины все равно не будут его выполнять. В такой ситуации раввинам не следует протестовать: ведь лучше, когда нарушают по ошибке, думая, что здесь нет запрета, чем когда нарушение делается умышленно. Одним словом, женщинам, носящим свои драгоценности в ршут-арабим, есть на что положиться (а именно, на молчаливое согласие мудрецов); но те из них, кто снимут украшения, выходя на улицу там, где нет эрува, достойны всяческой похвалы.

Мы говорили о «чистых» украшениях. Однако некоторые предметы находятся, что называется, на границе между украшениями и предметами утилитарного свойства: они и полезны, и декоративны. Например, золотые или серебряные часы — украшение и прибор одновременно. Чтобы разобраться, можно ли с ними выходить в Субботу, надо понять, какая из их функций главная. Если явно доминирует функция прибора, то их нельзя носить там, где нет эрува. Но что делать, если различия между двумя функциями часов не столь очевидны? Придется подключить здравый смысл. Еще в прошедшие времена мудрецы заметили, что остановившиеся часы, даже если они золотые, владелец обычно оставляет дома, т.е. прежде всего он видит в них хронометр; следовательно, такие часы нельзя носить в том месте, где нет эрува. Правда, в те эпохи люди носили карманные часы, а не наручные механизмы, как принято у нас. Может, замечание мудрецов не касается золотых наручных часов на красивых браслетах? (То, что оно не касается женских часов-медальонов, очевидно: такие медальоны носят, даже когда стрелки на циферблате стоят.) Ответ, как часто бывает, не однозначен. Некоторые авторитеты не видят никакой разницы между карманными часами и наручными. Другие полагают, что наручные часы с золотым или серебряным браслетом — это украшение. Впрочем, это касается, как мы отметили, красивых женских часов, а не мужских: мужчины более склонны видеть в часах предмет пользования, а не украшение; к тому же многие из них предпочитают носить часы под рукавом рубашки, т.е. явно не считают свои часы украшением. Подводя итог, скажем, что, если у вас есть золотые часы, которые вы не снимаете, даже когда они останавливаются, можете носить их в тех местах, где нет эрува.

Теперь несколько слов о простых наручных часах, которые нельзя назвать украшением. Вроде бы их нельзя выносить в Субботу из личного владения. Но раби Моше Файнштейн написал, что, если строго следовать закону, любой предмет, который служит человеку и надевается непосредственно на тело, может считаться видом одежды (дерех-малъбуш). Правда, на практике он не разрешил ходить в ршут-арабим в часах, чтобы не вводить в заблуждение несведущих людей[6]. Добавим, что начальное определение тоже не бесспорно: на основании чего можно считать одеждой все, что служит человеку и надевается непосредственно на тело? Вроде бы одежда — это то, что служит двум основным целям — прикрыть наготу и защитить тело от непогоды. Тем не менее, тому, кто носит даже самые простые часы в общественном владении без эрува, есть на кого положиться.

Существует еще один вид предметов — те, что, не являясь ни одеждой, ни украшением, тем не менее разрешены, потому что ношей их тоже нельзя назвать. Таковы, например, вещи, которые люди носят на теле, чтобы защитить себя от боли или неприятных ощущений, а также приспособления, необходимые для ходьбы. На практике это означает, что можно выходить с повязкой, наложенной на больное место или рану (если она держится крепко и не упадет), с ватой в ушах, с перевязью через плечо для поддержания больной руки и т.п. Примеры приспособлений, нужных для ходьбы: стельки в обуви, протезы ног, костыли для хромых и палочка для людей, не способных ходить без палочки. Разрешение не распространяется на тех, кто могут обойтись без палочки (или трости), но носят ее, чтобы чувствовать себя увереннее.

Если у человека настолько плохое зрение, что он не может ходить без очков, они становятся для него «приспособлением для ходьбы», подобно костылю для хромого. В наше время в ршут-арабим очки носит даже тот, кто носит их постоянно, хотя и может без них обойтись. И действительно, предметы, в которых мы хоть немного нуждаемся для ходьбы, нельзя считать ношей, если их надевают на тело наподобие одежды или обуви (дерех малъбуш). Этим очки отличаются от палочки, которую держат в руке. Однако ни в коем случае нельзя выходить в ршут-арабим в очках для чтения (их не носят постоянно и в них нет ни малейшей необходимости при ходьбе).

Солнечные очки нельзя носить в том месте, где нет эрува: кроме того что в них нет необходимости для ходьбы, существует опасение, что, оказавшись в тени, человек снимет их и понесет дальше в руке или в кармане. Тот, кто по указанию врача всегда носит темные очки, может выходить в них в ршут-арабим. Темные стекла, которые надевают поверх обычных очков на улице, а, заходя в дом, снимают, запрещены для переноса в Субботу. Но если они прикреплены к очкам таким образом, что, войдя в тень, их не снимают, а только поднимают вверх, то запрета нет.

Слуховой аппарат, вставляемый в ухо, нельзя выносить за пределы зрува: в отличие от очков, он не похож на одежду, да и «приспособлением для ходьбы» его назвать трудно. Правда, многие законоучители разрешают носить на улице аппарат, вмонтированный в дужку очков, не видя принципиальной разницы между очками, которые надевают для зрения, и очками, которые надевают для слуха. Но так как не все с этим мнением согласны, то на практике следует проконсультироваться с раввином.

* * *

В главе, где рассказывалось об общих принципах законов Субботы, было сказано, что запрет Торы распространяется исключительно на действия, которые удовлетворяют критериям млехет-махшевет. Один из этих критериев -важность производимых операций. Если результат операции важен и значим, то она в Субботу запрещена.

Вспомнили мы об этом для того, чтобы понять, почему Тора не запретила выносить человека в ршут-арабим. В самом деле: какова важность работы, когда человека несут на руках, если передвигаться он может и сам? И раз принципиальной важности тут нет, то человека можно выносить из дома на улицу, где нет эрува, а также носить по ней взад и вперед. Более того, такого «самоходного» человека можно нести даже на стуле: служа ему, стул теряет собственную значимость и приобретает тот же статус, что и сидящий на нем человек.

Все же — несмотря на разрешение Торы — мудрецы запретили носить людей там, где нет эрува, опасаясь слишком вольной интерпретации разрешения Торы.

Понятно, что больных людей и маленьких детей, не способных передвигаться самостоятельно, нельзя выносить в ршут-арабим по закону Торы (в данном случае они рассматриваются как ноша). Ребенка, который умеет ходить, когда его поддерживают, можно вести по улице за руки. Но если он начал капризничать и не хочет продолжать идти ногами, его нельзя нести на руках или даже волочить по земле. В городах, где есть эрув, можно носить грудных детей на руках и возить их в коляске; причем некоторые авторитеты разрешают это даже тем, кто не полагаются на эрув.

Из сказанного следует, что нельзя возить больных или престарелых в инвалидной коляске там, где нет эрува. Но если речь идет об узких улочках, по которым нельзя носить вещи только по постановлению мудрецов, то по такой дороге можно попросить нееврея отвезти инвалида на коляске в синагогу (или для исполнения другой заповеди).

А теперь вопрос: может ли инвалид сам отвезти себя на коляске с ручным приводом (передвигая колеса руками)? Ответ: другим его везти нельзя, но ему самому вести себя (или нести, что в данном случае одно и то же) не запрещено. Впрочем, тут возникает проблема с коляской: он себя по ршут-арабим везти может, но можно ли ему везти свою коляску? Вроде бы допустимо сказать: инвалидная коляска, как и стул, служа человеку, теряет собственную значимость и приобретает тот же статус, что и сидящий на ней человек, и, если ему можно везти себя, значит, коляска тоже не составляет проблемы. Правда, здесь правомерна и прямо противоположная точка зрения: коляска теряет собственную значимость только по отношению к другим людям, везущим ее. Но по отношению к сидящему на ней человеку коляска собственной значимости, вполне возможно, не теряет. Короче говоря, про других людей можно сказать, что они везут не столько коляску, сколько инвалида на коляске. Но про него самого скажем, что он везет именно коляску, перемещая заодно и себя.

Как видим, проблема однозначного решения не имеет — правомерны оба подхода. Решить ее можно только если рассматривать инвалидную коляску как «приспособление для ходьбы», подобно костылям для хромого. Но такое решение верно лишь для тех, кто и по дому не может передвигаться без коляски. Что касается тех, кто пользуются коляской только на улице, а по дому перемещаются с помощью палочки или на костылях, то здесь мнения разошлись, поэтому для получения конкретного ответа в каждом случае следует проконсультироваться у раввина.

И последнее замечание на тему городов, где нет эрува. Их жители должны знать, что нельзя давать вещи детям, чтобы те вынесли их из дома. Исключением является сидур для молитвы: ребенок может взять его в синагогу, если ему не придется проходить по широким улицам, по которым вещи носить запрещено законом Торы. Данное разрешение действует только при условии, что ребенок выносит молитвенник для себя — тогда и отец может молиться вместе с ним по этому сидуру. Но нельзя позволять ребенку приносить сидур в синагогу для взрослых.

ПЕРЕНОС ПРЕДМЕТОВ В ЙОМ-ТОВ

Напомним, что законы праздника (Йом-moв) отличаются от законов Субботы тем, что мелахот, необходимые для праздничной трапезы, разрешены. Причем не только для приготовления пищи, но и для других нужд праздника, включая сюда все, что относится к общепринятым человеческим удовольствиям. Другими словами, можно варить, зажигать огонь, а также выносить из дома любой предмет, нужный для праздника. Однако нельзя носить вещи, в которых нет никакой надобности, там, где нет эрува.

Ключи и носовой платок разрешено носить везде. Можно взять в синагогу сидур, а после молитвы отнести его домой. Так разрешено поступать и в том случае, когда он в этот день больше не понадобится. Но важно знать, что разрешение отнести сидур обратно домой — это исключение: мудрецы выбрали из двух зол меньшее, рассудив, что, если запретить забрать сидур домой, то многие предпочтут не брать его с собой в синагогу, чтобы не оставлять его там до завтра.

ОСНОВНОЕ И ВТОРОСТЕПЕННОЕ

Среди многочисленных законов Торы о переносе предметов в общественном владении есть один несколько неожиданный. Он гласит: человек, выносящий маленький кусочек яблока на улицу, где нет эрува, законов Субботы не нарушает. Повторяем, это именно закон Торы, но по постановлению мудрецов так поступать нельзя. Тем не менее, на чем держится разрешение Торы? Как мы говорили раньше, Тора запрещает в Субботу исключительно млехет-махшевет, то есть достаточно важные, значимые действия, но вынос маленького кусочка яблока не имеет никакой созидательной значимости.

А теперь сделаем одну маленькую операцию. Кусочек яблока выносить можно, большую тарелку — нельзя. А если взять большую тарелку и положить на нее маленький кусочек яблока — теперь можно? (Мы говорим только о законе Торы.) Вроде бы, для выноса яблока — можно, для выноса тарелки — нельзя. Совершенно верно! Закон Торы не нарушен, если мы выносим кусок яблока — даже при помощи тарелки. Причина: вынос тарелки — второстепенное действие, служебное, а значит, такой вынос не удовлетворяет определению млехет-махшевет. Здесь главное — вынос остатков яблока, но и он не является значимой работой: кусок мелковат… Однако закон Торы будет сразу нарушен, как только выяснится, что нам нужно вынести тарелку, а не часть яблока на ней.

Рав Гутнер в книге «Пахад Ицхак» замечает: подчеркивание разницы между главным и второстепенным — не техническая деталь алахи. Здесь мы впрямую затрагиваем суть Субботы, ее центральную идею. За шесть дней Творения был создан весь мир, а в Субботу в него вошла кдуша, святость; как сказано: «И благословил Ашем седьмой день, и освятил его, ибо в этот день прекратил всю Свою работу… «. Слово кдуша переводится на русский язык термином «святость», что не совсем удачно, поскольку ассоциируется у многих людей с христианской символикой. На самом деле, его надо переводить как отделенность, или посвященность. В данном контексте оно означает внутреннее содержание, или, если хотите, цель. За шесть дней с помощью Десяти речений[7] было создано «тело» мира, а в Субботу раскрылась его «душа» — конечная цель его существования. Какая цель? Сказано: «Если бы не Мой союз днем и ночью, Я бы не устанавливал законы неба и земли».

Отсюда следует, что цель сотворения неба и земли — установление Союза между Создателем и народом Израиля. Этот Союз в свое время был заключен на Синае на основе Торы, которую велено учить днем и ночью. Её Десять заповедей — это и есть внутреннее содержание Десяти речений, которыми создан мир. Цель всего Творения.

Мир был создан для того, чтобы Тора могла наполнить его. Десять речений, завершив свое действие за шесть дней, стали сосудом, инструментом для Десяти заповедей, подобно тому как тело является вместилищем и инструментом для души. «Законы неба и земли», то есть вся вселенная с ее физическими законами, отныне получает второстепенную роль. Многочисленные объекты, наполняющие мир, не стали бесполезными, они нужны только для того, чтобы человек мог, оперируя ими, выполнять волю Создателя.

Именно в Субботу, с завершением Творения, выяснилось, что материальный мир отходит на второй план. Это и имел в виду рав Гутнер, когда написал, что понимание различий между главным и второстепенным непосредственно связано с пониманием сути Субботы. Иными словами, Шабат не требует, чтобы Десять речений, которыми однажды был создан мир, прекратили свое действие. Они работают, но в Субботу не они — главное. Субботний покой означает только то, что материальному миру отныне отводится служебная роль. Отсюда следует, что любое второстепенное, служебное действие не вступает в конфликт с субботними законами (как в случае с выносом куска яблока на тарелке[8]). Так мы получаем дополнительный ответ на вопрос римского наместника Турнуса Руфуса: почему жизнь вселенной не замирает в Субботу, почему все процессы в мире продолжаются, будто не пришла Суббота с ее многочисленными запретами? Ответ: да потому что субботняя остановка — не прекращение деятельности, а переоценка ценностей. В будние дни может показаться, что смысл и содержание Творения сводится к существованию материального, предметного мира, но Суббота спускает материю с пьедестала и низводит ее до статуса сосуда, внешней формы.

Правда, такая переоценка ценностей возможна только с помощью человеческого мышления. В мире нет предметов, которые важны или не важны сами по себе. Категории главного и второстепенного существуют лишь в сознании человека. Его разум оценивает вещи и устанавливает приоритеты. Причем разум проявился в мире в самый канун Субботы, когда Творец сказал: «Сделаем человека». До этого не было ни одного разумного создания.

Здесь мы снова возвращаемся к вопросу Турнуса Руфуса, почему жизнь не замирает в Субботу. Возвращаемся, чтобы привести ответ Виленского Гаона: «Действительно, Всевышний ежедневно воссоздает мироздание. Но воспроизводство мира в Субботу было приготовлено еще с пятницы, так что остановка в Субботу была полной».

Лаконичные и неясные слова Гаона становятся понятными в свете того, что говорилось выше. Человеческий разум — та самая сила, что позволяет видеть различия между главным и второстепенным, — была готова еще с вечера в пятницу. Благодаря разуму стало возможным воссоздание, обновление Вселенной и в ходе самой Субботы, когда остановка реализуется не путем прекращения деятельности, а через выше указанную переоценку ценностей!

Здесь важно подчеркнуть: поскольку вещи воспринимаются как второстепенные только в нашем мышлении, то само мышление, как легко понять, на второй план не отодвигается. Более того, если в Шабат все материальное отступает на второй план, то это касается и самого человека, вернее, его тела. Или, говоря иначе, тело со всеми его проявлениями и нуждами, столь доминантное все дни недели, в Субботу «уступает пальму первенства» душе. Физическое отодвигается на второй план, а на авансцену выступает разум, т.е. духовная сила человека. Все созидательные силы прекращают свою деятельность, кроме мышления, которое продолжает творить с удвоенной силой.

Еще раз вернемся к словам Торы: «И благословил Всевышний седьмой день, и освятил его, ибо в этот день Он прекратил всю Свою работу…» Что означает «благословил», т.е. дал браху? Есть в этом слове некоторая неувязка с общим контекстом фразы. Браха (по-русски «благословение») означает увеличение, успех, процветание. Трудно увязать смысл этих понятий с прекращением деятельности: на пустом месте брахи не бывает. Мудрецы Талмуда объясняют, что упомянутая браха отражается на лице человека, которое буквально светится в Шабат. Лицо — это орган, на котором, как на экране, виден внутренний мир человека, проступающий сквозь телесную оболочку. Мудрость озаряет лицо! В Субботу физическое становится второстепенным, и на первый план выступает разум, духовность. Можно сказать, дух преодолевает материальную оболочку плоти, — и тогда лицо человека освещается особым светом, которого не увидишь в будни.

Напоследок упомянем один интересный закон. Когда еврей женится, праздник, включая первый день свадьбы, продолжается целую неделю. Если в один из этих дней собираются гости и среди них не менее десяти взрослых мужчин, причем хотя бы один не побывал на самой свадьбе, тогда радость возобновляется, и собравшиеся заново произносят «семь благословений», которые прозвучали под хупой. Так вот, в Шабат появление нового гостя необязательно, можно произносить благословения и без него. Почему? Потому что Суббота принесла с собой обновление! Так написано в комментариях Тосафот к Талмуду.

Впрочем, это несколько странно. Ведь Суббота — не человек, она не гость, ради которого возобновляют праздник. Тогда почему она «играет роль» гостя? Отвечает рав Гутнер: это только на первый взгляд пришли те же люди, что были на свадьбе. Но на самом деле, это другие люди, они изменились. Суббота принесла с собой обновление -сегодня лица людей сияют новым, особенным светом. А поэтому можно сказать, что перед нами новые гости, ради которых можно заново произнести семь благословений…

[1] Под грузом мы понимаем любую ношу, всё, что человек переносит с места на место, даже если это совсем незначительный предмет (например, носовой платок в кармане).

[2] Последние, понятно, являются общественным владением, независимо от числа людей, которые ими пользуются.

[3] С современными гладкими ключами подобную операцию проделать трудно. В поисках технического решения посоветуйтесь с опытными людьми.

[4] В России они назывались «болоньями».

[5] У запрета есть и другие причины.

[6] Сегодня они понесут часы, завтра зонтик.

[7] Каждое из них начиналось словами: «Да будет…»

[8] Тарелке отведена второстепенная роль.