Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Было - не было

Антисемиты, конечно, старались и стараются по сей день.
Но даже если заставить их работать по 24 часа в сутки… Даже по двадцать пять…
Все равно они не смогут выдать на-гора такое количество шуток, приколов, розыгрышей и баек, которые евреи сочиняют сами про себя.
Говорят наши мудрецы, что нельзя налить в сосуд новую воду, если старая заполняет его до краев…
А выливать жалко — ведь старался, набирал. А ты не выливай, ты толкни ведро ненароком.
Ты пошути…

 

На полях

Он кричит и плачет

Когда любавичский Ребе учился в хедере, им рассказывали такую историю.

Странно: когда раввин говорит мяснику, что корова, которую тот купил, оказалась трефной, тот спокойно соглашается, хотя при этом несет сотенные убытки. Но если два еврея спорят о рубле, и раввин решает дело в пользу одного из них, то другой кричит и плачет. Или ищет другого судью, чтоб добиться пересмотра дела.

Почему?

Ответ: он кричит и плачет не потому, что потерял рубль. А от того, что у товарища стало на рубль больше…

Разгадка в белых тапочках

Жил на свете ученый и бедный еврей, у которого сын отправился за счастьем в Америку. Чем больше у него там было счастья, тем короче становились письма. Однажды старик послал ему письмо, в котором был один-единственный вопрос: как в доме сына соблюдают за­поведи Торы? Ответ пришел быстро и был короче всех других.

«В себе я уверен, — писал американец, — в своих внуках тоже, а вот насчет сыновей — есть сомнения…» И все, привет, папа…

Долго ученый старик ломал голову, пытаясь постичь, какую тайну скрывают эти загадочные строки. И наконец пришла разгадка.

Сын был уверен, что с грехом пополам скоротает век, соблюдая кашрут и субботу.

Он был также уверен, что его внуки вырастут закончен­ными гоями. А вот насчет детей — еще имелись сомнения…

Третий

Хабадская сказка

В России в стародавние времена один еврей подрался с кем-то и пришиб того ненароком. Ему грозил суровый приговор, а дома — жена и куча детишек Поэтому он не признавался. Улики, однако, были веские Не сегодня-завтра клеймо на щеку и си­бирские рудники на вечные времена. Звали его, допустим, Шмуэль. И был у него в местечке друг по имени Янкель. Этот Янкель, узнав про арест, не мог места себе найти от горя. Он понимал, конечно, что Шмуэль не ангел, ну и что с того? И вот однажды приходит Янкель в полицию с узелком в руках и говорит

— Вы знаете, это я убил. Меня судите, а Шмуэль тут ни при чем!

Нахмурился следователь, тряхнул эполетами и вызвал Шмуэля на очную ставку. Тот увидел Янкеля, услышал, что тот говорит, и закричал не своим голосом:

— Врешь! Это я убил! Пишите, признаюсь во всем!..

Закручинились власти: то никто не сознавался, а теперь сразу двое Беда с жидами, вечно у них балаган. Послали бумагу в Петербург, спросить совета. Николай I прочел, крякнул и велел доставить и Шмуэля, и Янкеля к нему во дворец. Сам будет допрашивать.

А у царя был взгляд, как у голодного удава, никто не мог устоять.

Ну, привезли евреев в черной карете в Зимний дворец. Понятно, что перед этим помыли их, причесали и кандалы смазали, чтоб не слишком звенели. Царь вышел и посмотрел на них пронзительно. Но эти двое и не заробели даже. Тут же подняли крик, как в Жи­томире на ярмарке в конском ряду:

— Я виновен! Меня судите!

— Ой, что он лепит, какое нахальство! Я — да, а он — нет!..

— А мешугинер!

— Сам такой!.

И даже стали толкаться и таскать друг друга за пейсы — в им­ператорском присутствии… Николай их слушал, смотрел, а потом говорит:

— Я давно уже в этой стране самодержавный царь, но такой дружбы еще ни разу не видел. Знаете что? Возьмите меня третьим в свою компанию!.

Час Рабиновича

«Отказ» рождал свой фольклор. Кроме едких куплетов с прозрачными намеками, которые пелись на Пурим, были еще рассказы, которые кочевали из семьи в семью, из города в город. В конце концов станция отправления терялась, и рассказ становился былью. Вот один из таких. К слову: а кто же все-таки его истинный герой? Может быть, он прочтет и отзовется?.. Значит так. Юный преподаватель иврита Марк Рабинович (имя условное) проявил излишнюю активность, и дяди в органах решили его притормозить, призвать в Советскую армию. Собственно, тогда было два основных способа торможения: армия и тюрьма, куда человека сажали, подбросив ему наркотики, или за тунеядство, да мало ли, за что можно посадить. Армия считалась наказанием полегче, хотя там, за стенами казармы, можно было сочинить любую провокацию, да и вообще…

И вот. Наш Марк еще не успел получить диплом об окончании института (с тройкой по научному коммунизму), а ему уже повесточка в военкомат, и не по почте, а через участкового, и чтоб сразу расписаться .

Короче, сообщили бывшему студенту, что, согласно закону о всеобщей воинской повинности, труба зовет его, младшего лейтенанта, в далекий сибирский гарнизон… Полный самых тяжелых предчувствий и доедая последний домашний пирожок, юный офицер с чемоданами слез неловко на заснеженный перрон Виделась ему машина с затемненными стеклами и два мордоворота в пятнистой форме, которые швыряют его туда. Прощайте, мама, тетя, пуримшпили, друзья, ученики..

Майор войск связи в папахе подбежал к нему, взял под козырек и сказал с неподдельной лаской:

— Лейтенант Рабинович? Очень приятно, вас уже ждут. Видите — машины на пригорке… Давайте чемоданы, я поднесу. Нет-нет, без возражений…

Ошалевший Марк, готовясь к худшему, отдал чемоданы и покорно поплелся через пургу за душевным майором.

У машин их ждали несколько подполковников, два полковника и генерал Они первые откозыряли Марку, справились, как доехал, покоен был ли сон, соседи по вагону не храпели ли

Бывший преподаватель иврита подумал, что, может, он в дороге помешал водку с пивом и те­перь находится в бреду Но нет, в памяти не бы­ло даже отпечатка чего-то подобного А может, КГБ подсыпало ему в чай какую-дибо дурь вместо сахара? Туман, туман

Пока Марк мучился сомнениями, его усадили в генеральскую «волгу» и повезли в гарнизон Там душа-майор сообщил с широкой улыбкой

— Вообще-то лейтенанты у нас живут в общежитии, но мы решили в виде исключения выделить вам отдельную комнату И денщика

Марк почувствовал, что за­снеженные ели плывут у него перед глазами Какой денщик, когда офицер в штатском, на­значивший ему встречу в от­делении милиции, кричал впол­голоса об измене родине, о том, что тундра и решетка те­бе светят, а не пальмы изра­ильские

Через час пришел майор и объявил

— Небольшой товарищеский ужин Очень просим быть.

Щупая сам себе пульс, Марк отправился в офицерскую сто­ловую На белоснежной скатер­ти разбегались тарелочки с дефицитными консервами и местной соленостью, а также высились бутылки с раными настойками на спирту Когда содержание бутылей поубавилось, один высокий чин наклонился к Марку и довери­тельно спросил

— Скажите, лейтенант, а генерал Рабинович, на­чальник снабжения нашего военного округа, вам отец9 Или, может, дядя7

Хлебнув ситро, Марк сказал однополчанам чис­тую правду не дядя и никто Он был рад, что отыскалась разгадка торжественной встречи Хо­тя, конечно, с отдельной комнатой теперь придется расстаться Это все-таки немного жаль

Но руководство, посовещавшись, решило жилье за новичком оставить. Да, Рабинович, но не тот. А если вдруг окажется тот? У этих евреев всюду родня, а отдел снабжения военного округа в Сибири — это вещь архинеобхо­димая, батенька.

А денщика забрали. Он, однако, успел прослужить у Марка пару дней. Занятный был парень, здоровый такой украинец Иногда присядет и начнет мечтать.

— Эх, хорошо бы Советский Союз весь мир завоевал.

— А зачем?

— Как то есть зачем?! Тогда бы всем солдатам срок службы со­кратили.

Марк смотрел в окно. Шел снег. Год быстро пройдет, только дни долго тянутся.

Полиглот

После напряженного дня у американского еврея иногда остается немного сил. И тогда он не засыпает у телевизора, а велит жене одеваться и ведет ее в кашерный ресторан.

Точь-в-точь как в нашем рассказе. Как только супруги уселись за стол, как к ним подлетел официант-китаец и стал принимать заказ, бойко сыпя шутками на идиш. Слово «шлимазл» он произносил с таким шиком, как будто только вчера прилетел в Нью-Йорк из Шепетовки. Потрясенные супруги подошли к хозяину ресторана. — Скажите, как вам удалось…

— Тс-с… Он думает, что учит английский…

На отшибе

Жил один еврей на отшибе, не в местечке, а в деревне, среди гоев. И неплохо, знаете, жил. Арендовал мельницу у пана, в сарае коровы дойные мычат, куры суетятся во дворе, в борще сметана… Рот­шильдом он быть не хотел, поэтому до счастья оставалось совсем не­много. Ну, еще коровку прикупить, ну, может, рыбный пруд взять в аренду.

Вдруг вбегает жена. В руках не­дощипанная кура, в глазах тоска.

— Авремл, беда!

— Что такое?

— Мошиах пришел!

Как еврей сидел, так сразу и встал. Ой, геволт. Раз Мошиах — значит, нужно оставить все и ехать на Святую землю. Трястись на вер­блюде по пескам, шугать бедуинов из ружья, а где ж мои коровы, пе­рины мои?.. Другими словами: как можно растоптать собственное сча­стье?

Постоял еврей, снова сел, поло­жил голову на руки. А потом сказал с глубоким чувством:

— Знаешь, Рохеле, ничего, обой­дется… Ведь скоро Пурим. Всевыш­ний нас от Гамана спас и от Мошиаха как-нибудь избавит…

Такой анекдот.

Доказательство

Встретились однажды два еврея. Один верующий, а другой пока не очень. И этот второй говорит: «Где доказательства? Покажи мне, что Он есть…» Первый подумал и говорит: «Пойдем».

Он привел его в свою коммунальную квартиру. Там его сосед дядя Вася, мужчина такой под два метра ростом, бродит по кухне с похмелья и плечами стены задевает. Посмотрел он на евреев, посмотрел на свои руки и говорит:

— Могу убить… И хочу убить…

Потом вздохнул:

— Но какая-то сила все время мне мешает…

Длинные ложки

Приехал один еврей на тот свет. В гости, на разведку. Сейчас это модно. Сначала попадает в нижнее отделе­ние. Видит — стоит накрытый стол, кашерные куры и кол­басы, вина любых марок, беленькая… А евреи сидят грус-тные-прегрустные, худые, и слезы текут.

— Да вы что? — присел гость от изумления. — При таком столе и в меланхолии?!

— А чем есть-то? — вздыхают те в ответ.

Гость взглянул — и правда. У каждого в руке ложка двух­метровой длины. Зачерпнуть зачерпнешь, а в рот не попа­дает…

Бросился наш гость на­верх. Там та же картина. Стол — сказка. А ложки — еще длиннее. Однако евреи сидят румяные, веселые, «лехаим» кри­чат.

— Да вы что? — воскли­кнул гость. — С такими ложками и радуетесь?!

Они в ответ:

— А мы друг друга кор­мим…

Маленькая разница.

Но вы не подумайте, что я лезу с советами, я просто анекдот расска­зал.