Иудаизм онлайн - Еврейские книги * Еврейские праздники * Еврейская история

Эпоха Второго Храма

 

I. ХРАМ

Кто не видел Иерусалима в полном величии его, тот не видал в жизни истинно великолепного города, и кто не видел храма в полном его сооружении, тот не видал никогда замечательного по красоте здания (Сота, 51).

Святая Земля была центром мира; центром Святой Земли был град Иерусалим, центром Иерусалима — храм, центром храма — Святилище, центром Святилища — ковчег, а перед Святилищем находился «эвен-шетиа» — камень, заложенный как фундамент для всего мироздания.

(Танхума гаКадум)

В храме находились, сохранившиеся со времен Моисея, следующие предметы:

Лоза. У входа в Святилище стояла, подвязанная на тычинки золотая лоза виноградная, и каждый, кто жертвовал в храм золотые изделия в виде листка, ягоды или целой кисти, вешал свой дар на эту лозу.

По преданию от раби Елазара бераби Садок — тяжесть этой лозы дошла до того, что когда встретилась надобность сдвинуть ее с места, для этого потребовались усилия трехсот священников.

Флейта из тонкого, отполированного тростника. Флейту эту царь приказал покрыть золотой отделкой, после чего она потеряла чистоту звука; сняли золото — и флейта стала звучать мелодично по-прежнему.

Колокольчик медный, прекрасного звука. Слегка попорченный, он отдан был в починку лучшим александрийским мастерам, но после этого потерял чистоту звука; уничтожили сделанные исправления — и звук стал чист по-прежнему.

Ступка медная, употреблявшаяся при образовании состава священных фимиамов. После починки ее теми же мастерами, состав фимиамов стал получаться хуже прежнего; уничтожили исправления — и ступка стала действовать по-прежнему.

Было еще в храме музыкальное орудие магрефа, род органа с набором из десяти труб, каждая из коих звучала на десять различных тембров, так что в общем орган звучал на сто тембров.

(Еруб., 10, 11; Тос.)

II. ШИМОН ПРАВЕДНЫЙ

Пришли самаритяне к Александру Македонскому с просьбою разрешить им разрушить храм иерусалимский. Александр разрешил. Дали знать об этом Шимону Праведному. Облачившись в первосвященнические одежды, пошел Шимон, в сопровождении почетнейших израильтян, к Александру. Всю ночь шли они, освещая путь свой факелами. При свете утренней зари заметил их Александр и спросил самаритян:

— Кто эти люди?

— Это и есть, — ответили те, — изменники-израильтяне.

Встреча израильтян с Александром произошла в час восхода, у Антипароса. Едва взглянув на Шимона, царь сошел с колесницы и поклонился ему. Видя это, приближенные Александра воскликнули:

— Тебе ли, великому царю, кланяться иудею этому?!

— Лицо этого человека, — отвечал царь, — живое подобие лика ангела победы, в битвах предшествующего мне.

И, обратившись к израильтянам, Александр спросил:

— По какой надобности пришли вы ко мне?

— Мы пришли к тебе, Государь, из опасения, чтобы язычники не уговорили тебя разрушить ту Обитель, в которой мы возносим молитвы о благополучии твоем и царства твоего.

— Кто же язычники эти? — спросил Александр.

— Самаритяне эти, которые стоят перед тобою.

— Они в вашей власти, — сказал Александр. В тот же день израильтянами разрушен был самаритянский храм на горе Геризим (Иома, 69).

Случай, рассказанный Шимоном Праведным:

— Единственный раз в жизни я отведал мяса от жертвы осквернившегося назорея[1]. Однажды пришел ко мне назорей, житель южной страны. Человек этот был чрезвычайно красив, строен и имел пышные, волнистые волосы.

— Сын мой! — сказал я. — Чего ради ты решил остричь прекрасные волосы свои?

В ответ он рассказал следующее:

Я состоял пастухом при стаде отца моего. Однажды, подойдя к источнику, я увидел в воде отражение свое, и начал искуситель обольщать меня. «Проклятый! — воскликнул я. — Ты обольстить хочешь плоть мою, которая и не подвластна тебе, и в прах и тление обратиться должна? Клянусь, не бывать этому: остригусь ради Господа моего!»

— Услыша слова эти, — продолжал Шимон Праведный, — я облобызал голову его и сказал: «Сын мой, дай Бог, чтобы много было подобных тебе назореев в народе нашем!» (Недарим, 40).

Время кончины своей Шимон Праведный предсказал сам. «Я умру, — сказал он однажды своим близким, — в этом же году». На вопрос — как он узнал об этом, ответил:

— Ежегодно в Йом-Кипур некий старец в белых одеждах сопровождает меня при входе моем в Святилище и при выходе оттуда. На этот же раз мне явился старец, одетый в черное, вошел вместе со мною в Святилище, но оттуда не выходил.

Сейчас после праздников Шимон заболел и через семь дней умер.

(Менахот, 109)

III. АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

Пришли к Александру Македонскому жители Африки на суд с народом израильским.

— Земля Кенаанская принадлежит нам, — заявили они, — ибо сказано: «Земля Кенаанская по границам ее». Кенаан же был предком нашим.

Обратился к мудрецам Гебиа бен Песиса и сказал:

— Разрешите мне выйти на суд с ними перед Александром: победят они меня, вы скажете: «простолюдина из среды нашей победили вы». А удастся мне взять верх над ними, вы скажете им: «Учение .Моисеево победило вас».

Получив разрешение, предстал на суд Гебиа бен Песиса и сказал:

— Вы откуда приводите доказательство?

— Из Торы, — ответили те.

— И я, — сказал он, — не стану приводить доказательств, кроме слов Торы. В Торе же сказано: «Проклят Кенаан! Раб рабов да будет он у братьев своих». Раб, приобретший имение, — чьей собственностью остается и он, и приобретенное им? Кроме того, сколько лет уже, как вы не служите нам?

— Отвечайте ему, — сказал им Александр.

— Государь, — попросили они, — дай нам три дня сроку. Царь согласился. Не найдя ответа, они бежали, бросив посевы на полях и посадки на виноградниках. Год тот был «годом Субботним»[2].

Другой раз судиться с израильтянами пришли к Александру египтяне.

— В Торе, — заявили они, — сказано: «Господь дал милость народу в глазах египтян, и они дали ему вещей серебряных, и вещей золотых, и одежд». Требуем, чтобы возвращены были нам серебро и золото, взятое у нас израильтянами.

Выступил тот же Гебиа бен Песиса.

— Приведу, — сказал он, — и я доказательство из Торы. В Торе же сказано: «Время пребывания сынов израилевых в Египте — четыреста тридцать лет». Заплатите же нам за работу шестисот тысяч человек, которых порабощали вы в продолжение четырехсот тридцати лет.

— Отвечайте ему, — сказал Александр.

— Государь, — попросили египтяне, — дай нам сроку три дня. Но прошло три дня, и, не находя, что ответить, египтяне со стыдом бежали, бросив посевы на полях и посадки на виноградниках. Год тот был «годом Субботним».

Пришли на суд с Израилем и потомки Ишмаэля с потомками Хеттуры.

— В Торе, — говорили они, — Ишмаэль именуется «сыном Авраама» точно так же, как и Ицхак, а потому земля Кенаанская должна быть поделена между нами и израильтянами поровну.

— В Торе же, — отвечал Гебиа бен Песиса, — сказано: «И отдал Авраам все, что у него, Ицхаку. А сынам наложниц (Агари и Хеттуры), что у Авраама, дал он подарки». Раздел совершен был отцом при жизни. Могут ли дети после этого иметь притязания друг к другу?

Однажды Александр заявил советникам своим:

— Желаю идти в землю Африканскую.

— Проникнуть туда невозможно, — ответили советники, — Горы Мрака препятствуют.

— Идти туда, — сказал Александр, — мне необходимо, и вас я прошу только придумать способ, как сделать это.

— Возьми, — сказали советники, — ливийских ослов, привыкших к темноте, и, запасшись клубками веревок, концы последних укрепи при входе в ущелья, по этим же веревкам ты и проследуешь обратно.

Александр так и сделал. Дойдя до Карфагена, местности, населенной одними женщинами, он объявил им войну. На это женщины те ответили:

— Победишь ты нас, скажут: «Женщин победил он». А одолеем мы, про тебя будут говорить: «Царь, которого женщины победили».

— Принесите нам хлеба, — попросил Александр. Принесли они на золотом столе хлебы из золота и яблоки, и гранатовые яблоки, из золота же.

— Разве в стране вашей, — спросил Александр, — едят золото? На это женщины те ответили:

— Но если тебе хлеб нужен, то разве в твоем царстве хлеба нет, что ты к нам пришел его искать?

Уходя, Александр начертал на городских воротах: «Я, Александр Македонский, был царем-глупцом, пока не пришел в землю Африканскую и не поучился мудрости от женщин».

Пошел оттуда Александр к царю страны Кассии. Стал царь этот показывать Александру несметные запасы серебра и золота. Но Александр сказал:

— Не серебро и золото ваше видеть пришел я, но обычаи и законы ваши.

В то время, когда они сидели и вели беседу, пришли двое судиться перед царем.

— Государь! — сказал один из них. — Я купил у этого человека пустошь, стал там рыть землю и нашел клад. Возьми себе, — говорю я ему, — клад этот: я купил у тебя пустошь, но не клад.

Другой же отвечал:

— Я так же, как и ты, боюсь греха присвоения чужого. Я продал тебе пустошь вместе со всем, что находится на ней, от недр земных до высот поднебесных.

Обратился царь к одному из них и спросил:

— Имеешь ты сына?

— Имею, — был ответ.

— А у тебя дочь есть? — спросил царь другого.

— Есть.

— Пожените их друг на друге и найденный клад отдайте в приданое им.

Видя удивление Александра, царь спросил:

— Разве нехорошо я рассудил их? А в вашей стране как решили бы подобный спор?

— Я, — ответил Александр, — отрубил бы обоим головы, а клад поступил бы в царскую казну.

— Светит ли солнце в вашей стране? — спросил царь.

— Светит.

— И дожди идут?

— Идут.

— А есть ли мелкий скот у вас?

— Есть.

— Проклятия достойны люди у вас, и только ради животных солнце светит вам и дождь идет у вас.

На обратном пути остановился Александр для обеда близ одного ручья. Поданную ему соленую макрель царь начал обмакивать в воду ручья — и рыба получала удивительно приятный запах.

— Это доказывает, — сказал Александр, — что ручей этот течет из рая.

Помыв лицо свое в воде ручья, Александр направился по истокам его и дошел до врат рая.

— Отворите! — воскликнул Александр.

— Врата эти — Господни, праведники входят через них, — услышал он в ответ.

— Но я царь, и я знаменит, — сказал Александр, — дайте же мне какую-нибудь вещь на память.

Дали ему черепную кость. Придя в свое царство, Александр положил на одну чашу весов эту кость, а на другую все серебро и золото, бывшее при нем. Перевешивала кость.

— Что значит это? — спросил Александр у мудрецов.

— Эта кость, — ответили мудрецы, — орбита человеческого глаза, ненасытного в жадности своей.

— Чем вы это докажете?

— Возьми горсть земли[3] и посыпь кость.

(Сангедрин, 91; Берейшит Раба, 61; Там., 31-32; Танхума)

IV. МАТЬ СЕМЕРЫХ

«За Тебя умерщвляют нас каждый день, считают нас за овец, обреченных на заклание».

— О женщина с семью ее сыновьями, — говорил рав Иегуда, — гласит этот стих. Дело было с Мириам бат[4] Нахтом, которую схватили вместе с ее семью сыновьями. Заключив их в отдаленнейшей камере в темнице, начали выводить их поочередно перед императором. Вывели старшего из братьев.

— Поклонись идолу, — сказали ему.

— В Торе, — ответил он, — сказано: «Я, Господь — Бог твой».

Казнили его.

Привели второго и сказали:

— Поклонись идолу.

— В Торе, — ответил он, — сказано: «Да не будет у тебя иных богов кроме Меня».

Казнили и его.

Привели третьего и сказали:

— Поклонись идолу.

— В Торе, — ответил он, — сказано: «Богу иному не поклоняйся».

И его казнили.

Привели четвертого и сказали:

— Поклонись идолу.

— В Торе, — ответил он, — сказано: «Жертвующий богам, кроме одного Господа, подвергнется истреблению». И его казнили. Привели пятого и сказали:

— Поклонись идолу.

— В Торе, — ответил он, — сказано: » Слушай, Израиль, — Господь, Бог наш — Господь единый». И его казнили. Привели шестого и сказали:

— Поклонись идолу.

— В Торе, — ответил он, — сказано: «Познай же ныне и тверди сердцу твоему, что Господь есть Бог на небе вверху и на земле внизу. Нет другого».

И его казнили:

Привели седьмого, самого младшего. И сам император обратился к нему и сказал:

— Дитя мое! Поклонись идолу.

— Упаси меня Господь! — ответил отрок.

— Но почему? — спросил император.

— Потому, — был ответ, — что в нашей Торе так сказано: «Господа превознес ты ныне, чтобы Он был Богом твоим — — и Господь превознес тебя ныне, — — чтобы был ты Ему народом дорогим». Давно поклялись мы Всесвятому Благословенному, что не заменим Его другим богом, и также Господь поклялся нам, что другим племенем не заменит нас.

Сказал император:

— Братья твои успели пожить на свете, познать жизнь и счастье; ты же еще мал, ни жизни, ни счастья не изведал еще. Послушайся меня — поклонись идолу.

— В Торе нашей, — ответил отрок, — сказано: «Господь будет царствовать во веки веков». И еще сказано: «Господь — царь во веки веков, и исчезнут язычники из земли Его». Вы будете уничтожены, и царство ваше будет уничтожено, а Всесвятой Благословенный жив и будет жить вечно.

— Взгляни, — сказал император, — братья твои убитыми лежат пред тобою. Вот я оброню перстень мой перед идолом, наклонись и подними перстень, дабы присутствующие подумали: «он все же послушался веления императора».

На это отрок ответил:

— Горе тебе, император! Горе тебе, император! Своей честью ты так дорожишь, — как же должно дорожить честью Господа? Повели и его к плахе.

— Дайте мне, — взмолилась мать, — в последний раз облобызать его.

Ей это разрешили.

— Головой твоей заклинаю тебя, — сказала она, обращаясь к императору, — казни раньше меня, а его потом. Не внял император мольбе ее.

— Казнить отрока! — повелел он.

Заключила Мириам сына в объятия и, целуя и лаская его, говорила:

— Дитя мое! Иди к Аврааму, предку твоему, и скажи: Так велела мать моя сказать тебе: «Ты воздвиг один жертвенник, я семь жертвенников воздвигла: ты одним испытанием ограничился, а мое несчастье до конца совершилось».

Не успела она освободить сына из объятий своих, как его тут же умертвили. Поднялась она на кровлю и, бросившись вниз, убилась насмерть.

В эту минуту прозвучал Небесный Голос: «Радуйся, мать, о детях своих!» (Гит,. 57; Эйха Раба).

V. ЧУДО С ЕЛЕЕМ

Ворвавшиеся в Святилище войска Антиоха Епифана осквернили весь имевшийся в храме запас елея. После победы Хасмонеев там найден был единственный кувшин с елеем, с печатью первосвященника на нем. Елея этого едва доставало бы на один день. Произошло чудо: разлитый по лампадам, елей продолжал гореть в продолжение восьми дней. С тех пор установлено было празднование Восьми дней обновления» — Хануки (Шаббат, 21).

VI. ГИРКАН И АРИСТОВУЛ

Во время осады Гирканом Иерусалима, где царствовал брат его Аристовул[5], священники ежегодно спускали с городской стены сосуд с динариями, взамен чего получали от осаждавших животное для жертвы тамид. Состоявший при Гиркане некий старец, приверженец эллинской мудрости, сказал осаждавшим так:

— Покуда в храме продолжают совершать жертвоприношения, Иерусалим не будет предан в руки ваши.

На следующий день, когда от священников был получен сосуд с динариями, осаждавшие привязали к спущенной веревке свинью. Когда свинья была поднята до середины стены, она вцепилась копытцами в стену — ив эту минуту задрожала Святая Земля вдоль и поперек на протяжении четырехсот парса. И тогда же было постановлено: «проклят тот, кто разводит свиней, и проклят тот, кто обучает сына мудрости эллинской!» (Сота, 49).

VII. ИРОД

Ирод был слугою царствующего дома Хасмонеев, и полюбилась ему юная царевна. Однажды услышал он вещий голос: «Рабу, который ныне изменит, будет удача». Встал Ирод и убил всех членов Хасмонеева рода, оставив в живых одну упомянутую царевну. Поняв намерение Ирода, царевна взошла на кровлю дома и громким голосом провозгласила:

— Кто придет и скажет, что он из рода Хасмонеев, тот — раб лживый, ибо из рода этого оставлена была в живых единственная отроковица, и та бросилась с кровли на землю.

И с этими словами царевна бросилась с кровли и убилась насмерть.

«Из среды братии твоих поставь над собой царя».

— Это кем установлено? — сказал Ирод. — Законоучителями? Казнить их всех!

Оставлен был в живых, по велению Ирода, один Бава бен Бута, чтобы пользоваться мудрыми советами его. Предварительно, однако, у него выкололи глаза и пиявками окружили в виде венца голову его.

Пришел Ирод, сел против негр и сказал:

— Видел ты, что этот жестокий раб сделал?

— Что же я в силах сделать в отношении его? — спросил слепой Бава?

— Прокляни его!

— В Писании сказано: «Даже в помыслах не кляни царя».

— Сказано: «Начальника в народе твоем не проклинай», т.е. преданного народу. Этот же — враг народу. — — И ты не бойся проклясть его: ведь кроме меня и тебя здесь нет никого.

— «Птица небесная может слово перенести и крылатая — речь пересказать».

— Знай же, это я, Ирод, говорю с тобою. И признаюсь: знай я, что иудейские ученые — люди столь строгой нравственности, я не казнил бы их. Ныне же чем могу я искупить преступление свое?

На это Бава ответил так:

— «Заповедь — светильник и закон — свет». Погасивший свет мира (казнью мудрых), пусть зажжет свет мира (восстановлением храма).

Когда строился храм во времена Ирода, по ночам шли дожди, а к утру ветер разгонял облака, и светило ясное солнце. И это укрепляло в народе убеждение, что работа эта угодна Господу.

Предание гласит: кому не довелось видеть храма, восстановленного Иродом, тот не видал ничего истинно великолепного. Здание построено было из мрамора и лазоревого камня; кладка стен делалась с выступами и углублениями. Ирод намеревался покрыть стены золотой обшивкой, но ему посоветовали не делать этого: в натуральном виде стены отливали тонами морских волн (Б. Б,, 3-4; Таанит, 23).

VIII. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ

Поучение р. Иегуды бар Шимона:

— Десять животных чистых указаны в Писании, из них трое — домашних, находящихся под рукой у человека: вол, овца и коза, и семеро — живущих на дикой воле; изюбрь, олень, серна, козерог, сайгак, зубр и лось. И Всемилосердный не заставлял человека взбираться на горы и утомляться, рыская по лесам, чтобы приносить в жертву из животных, находящихся на воле, но приемлет Господь приношения из животных домашних, вскормленных у яслей.

Вол преследуем львом, овца — волком, коза — пантерой. И Господь повелел: «Не из преследующих, но из преследуемых приносите в жертвы мне» (Танхума; Вайикра Раба, 27).

Поучения раби Ицхака:

— Почему в законе о дароприношениях, в отличие от жертвоприношений, сказано «душа»[6]? Потому что: «Кем, — сказал Господь, — обыкновенно совершается дароприношение[7]? Бедняком. И это для Меня так же ценно, как если бы он душу свою принес в жертву Мне».

Был такой случай: бедная женщина принесла в дар горсть муки, и начал священник издеваться над нею, говоря: «Взгляните, что люди эти приносят? Ни священнику поесть, ни Богу пожертвовать!» И был тому священнику во сне вещий голос: «Не издевайся над женщиной этой: равно, что душу свою она в жертву принесла» (Вайикра Раба, 3).

IX. НЕ В МЕРУ УСЕРДНЫЕ

«Человек с Храмовой Горы»[8] при свете факелов обходил, для проверки, сторожевые посты священников. При появлении его с каждого сторожевого пункта раздавалось: «Человек с Храмовой Горы, мир тебе!» Тех же из стражи, которых он заставал спящими, он бил палкой и имел право поджечь одежды на них.

Было в обычае, что пепел с жертвенника мог сгребать каждый желающий из числа священников. Когда желающих оказывалось много, они взбирались по ступеням наперегонки, и право сгрести пепел доставалось тому, кто опережал остальных на четыре локтя. Однажды был такой случай: двое кинулись по алтарным ступеням, отставший так сильно толкнул опередившего его товарища, что тот упал и сломал ногу. После этого случая очистка жертвенника от пепла стала производиться по жребию.

Сохранилось предание о другом случае: двое священников кинулись одновременно по ступеням жертвенника; оставшийся позади схватил нож и воткнул опередившему его в грудь. Прибежавший в храм отец убитого застал сына еще с последними признаками жизни и торжественно заявил присутствующим:

— Сын мой не убит наповал, он еще в агонии, и жертвенный нож, следовательно, остался неоскверненным!

На этом случае можно видеть, что в то время нарушение ритуальной чистоты считалось важнее даже кровопролития (Иома., 23).

X. ПРИНОШЕНИЕ ПЕРВИНОК

Как приносились первинки?

Из всех поселений данного прихода[9] собирались в центральном городе его и располагались на ночлег на улицах, под открытым небом. В обычное время пробуждения от сна глашатай выкликал:

— Вставайте, пойдем на гору Сион, к Господу, Богу нашему!

Из ближайших местностей приносились свежие смоквы и виноград, из более отдаленных — сушеные смоквы и изюм. Во главе шествия водили жертвенного вола с венком масличным на золоченых рогах. Сопровождаемые звуками свирели, направлялись к Иерусалиму. На близком расстоянии от святого града, посылали оповестить о своем приближении и приступали к украшению корзин с первинками. Навстречу паломникам выходили начальники города, наместники и казнохранители для приема их, согласно степени достоинства прибывших, а горожане-ремесленники всех цехов, выстраиваясь рядами, приветствовали их словами:

— Братья наши из такой-то и такой-то местности, благословен приход ваш!

При звуках свирели шествие направлялось к Храмовой Горе. При приближении к последней все, не исключая и царя Агриппы, брали корзины с первинками на плечи и несли их к храму, где шествие встречалось хором левитов, певших псалом:

«Хвала тебе, Господь, что поднял Ты меня И торжества врагам Ты не дал надо мною».

Люди богатые приносили первинки в серебряных и золотых корзинках, кто победнее — в плетенках из ивовых, очищенных от коры, ветвей (Бик., 3).

XI. ТОРЖЕСТВО ВОЗЛИЯНИЯ1

Кому не довелось видеть «торжества возлияния», тот не видал в жизни своей зрелища истинно радостного.

Большие приготовления к этому торжеству начинались в исход первых трех дней праздника Кущей.

В женском отделении храма находились золотые светильники с четырьмя золотыми елейниками и четырьмя ступенчатыми подъемами при каждом. Четыре отрока из рода коганидов наполняли елейники из кувшинов, содержимостыо каждый в сто двадцать луг.

Фитили приготовлялись из приходивших в ветхость священнических облачений. И не было угла в городе, куда не достигал бы свет, зажигаемый при торжестве возлияния.

Благочестивейшие из граждан, с факелами в руках, устраивали хороводы перед народом, сопровождая пляски свои пением гимнов и славословий. На пятнадцати ступенях (по числу «Песен Восхождения» в Псалтири), нисходящих от мужского отделения к женскому отделению, толпились левиты с цитрами, арфами, кимвалами, трубами и бесчисленным множеством других музыкальных оудий. Двое священников с трубами в руках стояли в верхних вратах, ведущих от мужского к женскому отделению. При первом крике петуха они троекратно трубили в трубы, сходили до десятой ступени, вновь трубили троекратно и, продолжая трубить, шли к вратам, выходящим на Восток. Дойдя до этих ворот, поворачивались лицом на Запад и возвещали:

— Предки наши на этом месте становятся бывало «спиною к храму Господню, а лицом к востоку и кланяются на восток солнцу»2‘, а мы, — к Господу, к Господу очи наши.

И был прощальный привет их друг другу:

«Благословит тебя Господь с Сиона.

Иерусалима благоденствие Всю жизнь свою ты будешь созерцать. Увидишь сыновей у сыновей своих.

Мир Израилю!»

Предание о Гилеле Старшем:

» Ежедневно при жертвоприношении тамида совершалось возлияние вина на жертвенник, а в дни праздника Кущей совершалось также возлияние воды.

2) Йехезкель, VIII, 16.

— Празднуя торжество возлияния, Гилель говаривал: «Здесь я — все здесь. Нетменя — кто же здесь? Втоместо, которое мне дорого, стопы мои ведут меня». Также и Господь говорит: «Придешь ты в Мой дом, Я в твой дом приду, а если ты в Мой дом не будешь приходить, Я в твой дом приходить небуду». Ибо сказано: «Навсякомместе, на котором назначу памятовать имя Мое, явлюсь Я к тебе и благословлю тебя».

(Сукка, 5; Т ос.)

XII. АГРИППЕ ПОЛЬСТИЛИ!..

В исходе первого дня праздника Кущей, после субботнего года, в храмовой палате устанавливался деревянный амвон, на котором в этот день восседал царь. Святой Свиток вынимался храмовым надзирателем и передавался главе Собрания, главой Собрания — священнонаместнику, священнонаместником — первосвященнику, первосвященником — царю. Царь вставал, принимал Свиток и прочитывал положенную на этот день главу.

Царь Агриппа, дочитав до слов: «Не можешь поставить над собою чужеземца, который не брат тебе», заплакал. Видя это, окружающие стали утешать его, говоря:

— Успокойся, Агриппа, — ты брат нам, ты брат нам. В тот час, — гласит сказание от имени раби Натана, — израильтяне гибели достойны были: Агриппе польстили они!.. (Сота, 41).

XIII. ЖЕРТВА ЗА ВРАГОВ

«За любовь мою они враждуют против меня, а я молюсь»

(Тегилим).

В дни праздника Кущей приносилась жертва из семидесяти волов за благоденствие всех семидесяти народов земли. Народы должны были бы с братской любовью относится к нам, но мало того что любови не питают к нам, они еще ненавидят нас (Танхума гаКадум).

XIV. ПАЛОМНИКИ

«И не посягнет никто на землю твою, когда пойдешь являться пред лицо Господа Бога твоего три раза в году». Телица твоя будет ходить по пастбищу, и зверь не нападет на нее, курица твоя будет копаться в навозе, и хорек не тронет ее.

Был случай с одним паломником, который, уходя, забыл запереть на замок двери своего дома. Возвратившись, он нашел на дверях змею, обвившуюся вокруг пробоев.

Другой случай: один паломник забыл загнать кур и оставил их на свободе. По возвращении своем он на том месте, где бродили его куры, нашел несколько растерзанных хорьков.

И еще был случай с двумя братьями-богачами из Ашкелона. Соседи их, язычники и люди весьма порочные, говорили: «Поскорее бы ушли они на богомолье в Иерусалим, — заберемся мы к ним в дом и присвоим себе все имущество их». Когда братья отправились в путь, явились два ангела, принявшие образ их, и стали заниматься хозяйством так, как это делали ушедшие братья. Возвратившись с богомолья, братья под-‘ несли соседям подарки из всего принесенного ими из Иерусалима. Удивленные соседи стали спрашивать:

— Уходили вы разве куда-нибудь из дому?

— Как же, — отвечали братья, — в Иерусалим.

— Когда же вы отправились туда?

— В такой-то день.

— А возвратились когда?

— Тогда-то.

— А кого вы оставили вместо себя дома?

— Никого.

Услыша это, язычники сказали:

— Благословен Бог евреев. Он не оставил их и не оставит во веки!

(Пес,, 8; Иерушалми, Пеа; Шир гаШирим Раба)

XV. ИСКОРКИ НАРОДНОГО ОСТРОУМИЯ

Один иерусалимлянин отправился по делам в провинцию и в одном городе заболел. Чувствуя приближение смерти, он призвал хозяина дома и, вручив бывшие при нем деньги, сказал: когда явится мой сын из Иерусалима и совершит три остроумные вещи, отдай ему эти деньги.

Вскоре иерусалимлянин умер. Жители же того города сговорились между собой[10] не указывать приезжему местожительства кого-либо из граждан.

Наследник, узнав о смерти отца и догадываясь, у кого оставлено наследство, отправился в тот город. У городских ворот ему попался дровосек с вязанкой дров.

— Продаешь дрова? — спросил он.

— Продаю, — ответил тот.

— Получи следуемое и отнеси дрова к такому-то. (И он назвал хозяина, в доме которого умер его отец.)

Дровосек направился с дровами к названному домохозяину. Он идет, а наследник — за ним. Придя на место, дровосек постучал в ворота и стал звать хозяина:

— Послушай, такой-то, выходи принимать дрова.

— Но разве я заказывал тебе дрова принести?

— Правда, ты не заказывал, но заказал вот этот человек, который пришел следом за мною.

Пришлось хозяину волей-неволей открыть двери и принять гостя с подобающими приветствиями.

— Кто ты? — спросил хозяин.

— Я сын того человека, который скончался у тебя в доме.

Пригласил его хозяин к обеду. За столом, кроме хозяина и жены его, сидели двое сыновей и две дочери их. Кушанья подано было пять порций.

— Прошу тебя, — обратился хозяин к гостю, — подели кушанье между всеми нами.

Гость поделил кушанье так: одну порцию подал хозяину и хозяйке, одну — обоим сыновьям, одну — обеим дочерям, а остальные две оставил себе.

На ужин подали фаршированную курицу. Снова хозяин предложил гостю распределить кушанье. Разрезал гость курицу и роздал так: голову хозяину, печенку, сердце и пупок хозяйке, каждому из сыновей по бедрышку с ножкой, каждой дочери по крылышку, а все остальное взял себе.

— Послушай, — сказал хозяин, — это у вас, в Иерусалиме, принято так делить кушанье?

— А разве я поделил неправильно? На первый раз подано было пять порций; я положил тебе и жене одну порцию, получилась — тройня, двум сыновьям вашим одну порцию, получилась тройня, две дочери и одна порция — тройня, остался я с двумя порциями, что также составляет тройню, — не правда ли, ничуть не больше чем у вас. На второй раз подали курицу. Хозяину, главе дома, я дал головку; жене, родительнице детей твоих, — внутренние органы; сыновьям, опоре дома, — бедрышки с ножками; дочерям, которым предстоит улететь от тебя к будущим мужьям, — крылышки, а себе взял корпус, похожий на кораблик: я на корабле прибыл сюда и на корабле уеду отсюда. А теперь отдай, любезный друг, деньги, оставленные у тебя моим отцом.

Некий афинянин, находясь в Иерусалиме, дал ребенку несколько мелких монет и сказал:

— Иди, купи и принеси мне такого кушанья, чтобы я поел, насытился и, что останется, мог взять в дорогу. Ребенок пошел и принес ему соли.

— Вот, — сказал он, — то, что ты велел купить: клянусь, ты и поешь, и насытишься и чтобы в дорогу взять останется.

Афинянин зашел в школу и, не застав там учителя, стал задавать ученикам разные вопросы.

— Послушай, — предложили дети, — условимся так: у того, кто не сумеет ответить на заданный вопрос, вопрошающий имеет право забрать все находящиеся при нем вещи.

Афинянин согласился. Тогда дети предложили такой вопрос:

— Скажи, что это значит: девять уходят, восемь приходят, двое наливают, один пьет, двадцать четыре прислуживают.

Афинянин разгадать не мог и, отдав все бывшие при нем вещи, отправился с жалобой к учителю тех детей, раби Иоханану.

— А какой вопрос они задали тебе? — осведомился р. Иоханан. Афинянин сказал.

— Сын мой, — объяснил р. Иоханан, — девять уходят, это девять месяцев беременности; восемь приходят, это восемь дней от рождения до обрезания; двое наливают — материнские сосцы; один пьет — младенец; двадцать четыре прислуживают — число месяцев для кормления грудью.

Афинянин возвратился в школу с этой разгадкой и получил обратно свои вещи. Дети, догадавшись, у кого он узнал разгадку, сказали словами поговорки:

«Кабы ты не нашей телицей пахал, ты бы загадки нашей не разгадал».

— Зашей, — сказал афинянин портному-иудею, подавая расколотую ступку.

— Скрути нитку, — ответил портной, высыпая перед ним горсть песку.

Раби Иегошуа, приближаясь к одному городу, увидел молоденькую девушку, черпающую воду из ручья.

— Дай мне напиться, — попросил он.

— Пей и ты, и осел твой, — ответила девушка. Напившись, раби Иегошуа сказал:

— Благодарю тебя, дочь моя, ты поступила со мною подобно Ревекке.

— Да, — ответила девушка с лукавой улыбкой, — я-то поступила с тобою подобно Ревекке, да ты-то вот не поступил со мною подобно Элазару…[11](Эйха Раба).



[1] Назорей (назир) — давший обет воздержания на определенный срок или на всю жизнь. Осквернивший, т.е. нарушивший, обречение свое, назорей приносил установленную жертву. (См. Бемидбар, 6)

[2] Седьмым годом, когда, по закону Моисееву, не производилось никаких посевов и посадок.

[3] Символ могилы.

[4] Дочь.

[5] Из дома Хасмонеев

[6] «Нефеш» — душа, вместо обычного «Иш» — человек.

[7] Состоящее из небольшого количества муки, елея и ладана.

[8] Надзиратель при храме.

[9] Святая Земля делилась на двадцать четыре прихода, и в каждом приходе совершалось богослужение в тот час, когда в храме, в Иерусалиме, совершалось жертвоприношение тамид.

[10] По-видимому, по наущению наследохранителя, задумавшего присвоить себе доверенные ему деньги

[11] См. Берейшит, 24, 22.