Традиционная еврейская мысль и современность. Сборник философских эссе д-ра Н. Лэма, автора многочисленных публикаций в ведущих еврейских философских и научных изданиях, ректора знаменитой нью-йоркской “Йешива-Юниверсити”, предназначен для тех, кто хочет понять различные аспекты еврейской мысли в ее взаимодействии с современностью. Автор приводит глубокое исследование еврейской традиции, сопоставляя мнения еврейских мудрецов разных веков с общественной и научной мыслью нашей эпохи.

Вера, как и сама жизнь, парадоксально слаба и в то же время сильна. Она нежна и иногда рушится из-за слабейшей инфекции сомнения. Она гибка и не унывает, упорна и крепка: каким-то образом ей удается пережить самые тяжелые обстоятельст-ва. Раненная, травмированная, даже униженная, она часто поправляется и восстанавливает свою целостность, свое здоровье и достоинство. Изгнанная с одного места, она расцветает в другом.

Осознание хрупкости и твердости веры составляет самую сердцевину этой книги, задача которой проиллюстрировать столкновение религиозной веры с современной жизнью и цивилизацией. Это вера древнего Израиля, которая дошла от патриархов через Моше и Талмуд до наших дней…

Эта книга для тех, кто хочет понять различные аспекты еврейской мысли в ее взаимодействии с современностью. Автор проводит глубокое исследование еврейской традиции, сопоставляя мнения еврейских мудрецов разных веков с общественной и научной мыслью нашей эпохи.

Д-р Норман Лэм автор многих книг и публикаций в ведущих еврейских философских и научных изданиях — возглавляет знаменитую нью-йоркскую "Ешива-Юниверсити".

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
Глава 1.  Вера и сомнение
Глава 2.  Тема единства: Монизм для современных людей
Глава 3.  Две версии синтеза
Глава 4.  Человек и вселенная
Глава 5.  Религиозное значение внеземной-жизни
Глава 6.  Экология в  еврейском законе и теологии
Глава 7.  Еврейская этика досуга
Глава 8.  Ученость и благочестие
Глава 9.  Моральная революция: еврейская эволюция
Глава 10. Самообвинение в  законе и психологии:
Пятая поправка и галаха
Глава 11. Приватность в  законе и теологии
Глава 12. Страдание и литература

Введение

Вера, как и сама жизнь, парадоксально слаба и в то же время сильна. Она нежна и иногда рушится из-за слабейшей инфекции сомнения. Она гибка и не унывает, упорна и крепка: каким-то образом ей удается пережить самые тяжелые обстоятельства. Раненая, травмированная, даже униженная, она часто поправляется и восстанавливает свою целостность, свое здоровье и достоинство. Изгнанная с одного места, она расцветает в другом.

Осознание хрупкости и твердости веры составляет самую сердцевину этой книги, задача которой проиллюстрировать столкновение религиозной веры с современной жизнью и цивилизацией. Это вера древнего Израиля, которая дошла от патриархов через Моше и Талмуд до наших дней. Пишущий эти строки относится к тому течению, которое называют ортодоксальным или традиционным иудаизмом, а более конкретно — Модерн ортодоксы, "Современным Ортодоксальным Иудаизмом" (странное и противоречивое выражение!). Но слова эти адресованы к более широкой аудитории: к людям всех вер, к изучающим религию и философию, к ищущим и любопытствующим, даже к скептикам и насмешникам.

В первой главе, которая называется также, как вся эта книга, рассматривается непосредственно проблема веры и сомнения, в перспективе традиционного иудаизма. В остальных главах анализируются точки пересечения иудаизма, еврейской религиозной мысли с многочисленными проблемами в философии, науке, законе, морали и социологии. Все главы связывает не только личность автора, но, я надеюсь, и единая точка зрения на то, какие объяснения дает еврейская вера этим провоцируемым извне столкновениям.
Одиннадцать представленных здесь глав появились как исследования, эссе и статьи в различных научных журналах и выпусках на протяжении прошлого десятилетия. Все они были пересмотрены (в одном случае переведены на английский язык) до публикации в этом томе — частично в ответ на критику коллег и читателей, частично по причине возникновения новых идей или подробностей, которые хотелось осветить, а также в попытке учесть исследования, которые проводились позднее.

Цель и надежду автора, предлагающего эту книгу вниманию читателей, можно охарактеризовать комментарием одного из самых глубоких мыслителей еврейской истории, раби Менахема Менделя, ребе из Коцка. «Талмуд учит, что Б-г побуждает человека открыться Ему: "Если ты откроешься Мне на кончик иглы, Я.откроюсь тебе как врата огромного зала". Сказал Коцкер: "Верно, все, что требует Б-г, — это открыть для Него вход размером в кончик иглы. Но как игла, он должен уходить все глубже и глубже…"».

Автор не может сделать для своих читателей большее. Он пытается дать им возможность лишь бросить взгляд на еврейскую мысль, на кончик иглы приоткрывая вход в еврейскую традицию. Однако он будет щедро вознагражден, если читатель войдет, заинтересуется и самостоятельно продолжит путь к глубинам познания.

Норман Лэм
Иерусалим, 9 января 1971

Предисловие ко второму изданию

Пересматривая главы первого издания через четырнадцать лет, я обнаружил, что существенных изменений они не требуют. Что-то, конечно, я мог расширить, что-то сократить, где-то изменить формулировку или улучшить стиль, но работа в целом, по-прежнему выражает мои взгляды. В ней, правда, не доставало одной темы. Я. увидел это сразу после выхода книги в свет и горько пожалел об этом. Как я умудрился написать целый том "Исследования в традиционной еврейской мысли" спустя всего сорок лет после страшной Катастрофы — уничтожения еврейского народа — и ничего не сказать о проблеме зла? Настоящее издание позволяет мне искупить грубейшую ошибку и в то же время обратить внимание на литературу, как прежде я обращал внимание на закон, теологию, науку и психологию. Поэтому я решил добавить еще одну, двенадцатую главу: «Страдание и литература: теологическое толкование книги Эли Визеля "Город под стеной"». Вначале, в 1978 году, это была лекция, которую затем опубликовали в печатном издании Антидеффамационной лиги Бней-Брит "Лицом к лицу". В этом эссе я использовал "Город под стеной" для того, чтобы обсудить универсальную проблему зла и страдания. Разумеется, эта тема непосредственно связана с верой и сомнением.

Норман Лэм
9 января 1985 года

ГОРЬКИЕ ВОДЫ ТОРЫ

Брат и друг мой! Как же горьки "горькие воды "[Торы], которые прошли над нами! И прежде всего сама Тора горька. И все это потому, что мы отличаем тех, у кого настоящая еврейская душа, от тех, чьи души происходят от множеств, последовавших за еврейским народом при выходе из Египта. Ибо "ни один посторонний не может приблизиться", и изначальная горечь Торы будет расхолаживать тех, кто не способен ощутить драгоценную сладость света Торги [который появляется позже].

Написано в книге Брит мснуха, что ученый, который отрицает Тору и становится еретиком, упаси Б-г, делает это потому, что над ним прошли "горькие воды", он их испил и не смог этого перенести, изучал и был отвергнут.

Не будем говорить, что тот, кто сначала решает служить Б-гу и принимает на себя бремя Торы, ощущает горечь смерти. Даже абсолютно религиозный человек должен покориться и терпеть эти горькие боли каждый день, все время и каждый час, чтобы выйти в свет жизни, на путь праведности. Поэтому прими на себя все эти горечи, и Всемогущий в великом сострадании Своем даст тебе испробовать сладчайший вкус Будущего Мира еще в этом мире. Так этпа горечь превратится в сладость, в свет души.
Но прежде всего, друг мой, храни молчание. Принимай все с любовью. И тогда прольется на тебя свет Царя всей жизни.

(Из Нетив мицвотеха, стр. 80 раби Ицхака Айзика Йегуды Йехиэля Сафрана, ребе из Комарно)

Фрагмент из книги:

Сомнение — не отрицание, как согласие — еще не вера. Сафек, сомнение, не следует приравнивать к кфира (отрицанию веры и соблюдения), потому что отрицание — тоже убежденность17. Сомнение — открытость возможности отрицания, состояние, промежуточное между эмуной (верой) и кфирой (ее отрицанием).

Три типа сомнения

Религиозные сомнения можно разделить на три категории: фальшивые, методологические и независимые.
Сомнение фальшиво, если не исходит из вопроса, выражающего искреннее стремление к истине. Подлинное сомнение — это вопрос, который возникает из потребности понять, а не способ уклониться от принятия на себя обязательств, исполнения долга. Этот вопрос должен быть критическим не только по отношению к обсуждаемому предмету, но и сам по себе, иначе он будет не более чем позой. Мы сейчас обсуждаем не "догматический скептицизм" — софистическое заявление о том, что понятия "правда" и "ложь" вообще неуместны, поскольку речь всегда идет только о мнениях. Настоящий скептик, конечно, относится к совершенно другой категории людей. Греческое слово скептомал означает внимательно наблюдать и искать; а скептикос, таким образом, это чрезвычайно внимательный наблюдатель, а вовсе не человек, который из принципа отвергает все идеи и доказательства. Предмет его поисков — истина, а не сомнение18.

Фальшивый скептик старается не открыть истину, а скрыть и ее и то чувство, которое возникает в результате истинного открытия и обязывает его к действию. Его независимость мысли обман, и его освобождение мошенничество. "О, Свобода, — пишет Огден Нэш в конце недавно опубликованной поэмы, — как много свобод отнято во имя ее!"

Второй тип сомнения — методологическое самоограничение верующего в процессе усиления его веры, чтобы она могла противостоять критицизму. Он выделяет сомнение и проверяет его, как хирург — больной орган, не затрагивая всего тела своей веры. Это сомнение может превратиться в постоянное и глобальное, но, само по себе, оно — необходимое средство для достижения большего и более истинного религиозного знания. Конечно, оно может перероппъся и в фальшивое сомнение, в полное и незаинтересованное -11странение, которое в сфере религии представляет собой не более чем позу. Оно "предполагает априорное отрицание религиозного требования полной вовлеченности, полной отдачи. Оно отрицает сам объект, к которому следует отнестись "объективно"19. Равнодушное отстранение — это псевдовопрос профессора сравнительного религиоведения; а неравнодушный, заинтересованный вопрос методологического скептика — знак подлинно религиозного человека, который хочет сохранить всю свою критическую силу.

Что говорит еврейская традиция о методологическом сомнении? Еврейские философы обсуждали много индивидуальных случаев вызовов иудаизму в мире, в котором они жили. Сама необходимость сформулировать ответы подразумевает существование вопросов, независимо от их ценности. Но первый, и, возможно, единственный еврейский мыслитель, который обсуждал сомнение как таковое, это раби Саадья-гаон во введении к своей книге Эмунот ведеот. В феноменологии этого гаона сомнение не является ключом ко всему знанию, как у Декарта. Но картезианская формулировка, де омнибус дубитендум ("подвергай все сомнению"), — только более радикальное выражение того же методологического сомнения. Для Саадьи, сомнение — субъективный коррелят объективной ошибки (то есть чувство, которое ее сопровождает), а вера — субъективный коррелят объективной, научной истины. Сомнение, постоянно пребывающее в сознании, — уже ущербность, повреждение. Сафек, сомнение, для Саадьи-гаона, -это существенный недостаток знания, результат неведения. Он не имеет самостоятельного значения.

Тем не менее, Саадья все-таки говорит о сомнении и хорошее. Хотя оно не имеет самостоятельного значения, но все же ценно как средство обретения истины. Все учение — постоянное устранение сомнений. И уверенность можно обрести только посредством сомнений, которые следует преодолевать, поэтому сомнение важно как средство. Сафек хорош не сам по себе, но при наличии его можно использовать. Иными словами, Саадья-гаон санкционирует методологическое сомнение, хотя бы как необходимое зло20. Независимое сомнение — нечто большее, чем техника; это…