В этой книге Феликс Кандель обращается к еврейской тематике, описывает жизнь местечка, со всеми его горестями и радостями. Велика мудрость ребе Ицеле, и велика скорбь его… Фрагмент из книги:
Небо нуждается в помощи человека.
Небо, да-да, небо!
Небо — такое неподступное! — стынет в несбыточном ожидании, пока человек догадается, отлипнет от привычного стула, отыщет свой путь.
Чтобы появилась дорога, надо ее протоптать. Чтобы не зарастала дорога, надо по ней ходить.
В той степи не было дорог, не было конца-края, не было, казалось, и времени, а идти всё равно надо.
Через землю Гумик. Через страну Пумперникель. В нехоженые края тумтумов и кафторим, где горы Тьмы на пути, море Печали, страна Тысячи Холмов и печальная земля Нод — для смятенных, полных томления, блуждающих духом и неприкаянных.
Начнем с земли Нод, пойдем по земле Нод, дорогой скитальцев и обреченных на забвение, которая вечно пугает и привораживает, — ведь раствориться и пропасть так же, наверно, заманчиво, как быть и слыть.
Бродил тут Адам — к востоку от рая, в смятении и замешательстве. Бродил Каин-убийца, изгнанный с лица земли. Бродили тут многие, бродили безымянные: по костям упавших, по мольбам заблудших. Степь без начала — столом неприбранным: одним к насыщению, других в пищу. Степь без конца — постелью невзбитой: кому в сновидения, а кому — кошмары полуночные.
Прятались душегубы-разбойники по глухим, травяным углам, прятались беглые мужики и солдаты, старцы-скрытники и вороватые блудяжки, хутора и целые поселения, а одинокий путник и подавно исчезал без возврата с первых своих шагов.
Всякое поселение — камушком в степи. Всякий человек — песчинкой. Но степь не складывается в мозаику, и путь к небу не проложен на карте.
Крик шакала, писк суслика, обглоданная кость на бугре, стервятник над головой, миражное марево на любой вкус и реклама на пути, белилами по жести: "Лучший друг желудка вино Сенъ-Рафаэль".
Пинечке поглядел.
Похмыкал.
Понял только одно: странности продолжаются. |
